Любимец Израиля. Повести веселеньких лет - Аркадий Лапидус

Думаю я так, думаю и не замечаю, как напротив полицейский на мотороллере останавливается.

– Аллё! – кричит он мне, и я опускаю смычок. Сейчас с панели гнать будет. Такое хоть и редко, но бывает.

Полицейский вежливо, но твёрдо говорит что-то на иврите, и я делаю вид, что понимаю его. Впрочем, я действительно его понимаю. Но не по словам, а по интонации, жестикуляции и предыдущему опыту. Кому-то из соседних домов уже дурно от моих музыцирований, и он вызвал полицию.

– Беседер! О'кей! – киваю я и ухожу, хотя и с досадой, но и не с тяжёлым чувством.

Хуже было бы, если бы человек мучался и молчал. На его-то занебесный счёт – плюс, а на мой-то – минус (это из области моих представлений о мире!).

Теперь вопрос: куда пойти? Там, где народ течёт рекою полноводной, через каждые двадцать метров седые орлы с гармошками сидят. Если встать между ними – заклюют. А где нет людей, там нет и смысла.

Походил я, походил и встал напротив магазина с живописью. Всё как-то ближе по духу. Сначала тихонько заиграл, чтобы впечатление было, что я здесь всегда был, но, когда пять шекелей бросили, не выдержал. Как грянул «Кумпарситу», так вся улица как будто вздрогнула.

– Э-э! Аллё!..

Чёрт меня дёрнул! Опять гонят!

Сунул я скрипку в футляр, футляр под мышку и зашагал.

Только встал опять на каком-то перекрёстке, как ко мне зрелый такой мужичок подкатывает. С револьвером за поясом. (Тут многие с огромнейшими револьверами ходят. Ситуация такая!) Ему поговорить захотелось. И с талантливым подонком и КГБешным провокатором Жириновским-то он пил, и с нынешним президентом России тусовался, и вот такой дурак, что не в Америку поехал, а в Израиль. Ну, типичная подстраховочная еврейская песня "У разбитого корыта". Потому что этот заслуженный жириновец, как офицер безопасности, очень и очень не без средств к существованию…

Полчаса терзал он меня, а я делал вид, что жутко ему сочувствую. Когда этот осколок империи и свидетель и участник её падения ушёл, я чуть не заплакал от счастья, так мне легко стало. Общение общением, но когда и оно навязанное, то это жуть!

Поиграл я минут десять – ни копейки! И тут подходит ко мне знакомый нищий. Он мой тёзка, но уже пенсионного возраста. Тёзка не ждёт, как я, милостей от природы, а прямо подходит к людям и просит у них.

– Сынок! – обращается он ко мне. – Мне тебя жалко! Твою скрипку слышно по всему Израилю и дальше, а в футляре пусто. Эти мерзавцы сами только калекам дают, и то потому, что в синагогах им за это рай гарантируют.

– Так у меня тоже со спиной проблемы, – пытаюсь отшутиться я, но мой тёзка сегодня очень серьёзен и также очень небрит.

– А кто это видит? – говорит он. – Надо написать! Или трясись на «вибрато» всем телом.

– Помехи будут, – продолжаю шутить я.

– Главное, чтоб деньги были! Мне очень нужно, чтоб не только этим… было хорошо, но и тебе. Тогда я буду спать спокойно. Не так будет обидно за себя и за остальных людей.

– Спасибо, старик! – говорю я, и глаза мои влажнеют. – Я постараюсь. Но только ради тебя. Для меня всё-таки сознание первично, а материя вторична!

Ах, как я заиграл после его ухода! Денег, правда, не прибавилось, но настроение улучшилось.

– Самец! – снова ударило, как хлыстом.

Смотрю, а это тот же, что и утром, дворник-перс большим пальцем трясёт, и рот у него, как радуга, – от уха до уха.

– Сыграй "Полонез» Огинского, – говорит. – Я его с детства люблю.

– Пожалуйста!..

– Самец! – ещё раз ударяет по эфиру перс и, послушав, идёт дальше.

Некоторое время настроение держится, но опять полицейский гонит. Уже непонятно почему, однако я тут же ухожу. С властью спорить, а тем более на русском, не только бесполезно, но и опасно. Однажды, в Казахстане, мой сын попробовал по молодости и неопытности. Слава Богу, жив остался! Поэтому я не возникаю. Хотя домой идти рано, а играть совсем не хочется. Когда денег нет и заработать не дают – жуткое состояние! Последнему никайонщику позавидуешь (это тот, кто полы моет и убирает). У него верный кусок хлеба, а я даже эту подработку найти не могу. Прямо судьба какая-то. Будто кто-то коридор ставит, чтобы я шёл, куда ему надо. Чтобы опыта определённого набирался…

А! Была не была! Пойду играть напротив мэрии. Там обычно сын стоит, но сейчас он уже ушёл. С обеда мой наследник готовится к экзамену в Иерусалимский университет. Не стоять же и ему всю жизнь с протянутой рукой! Но и не быть таким, с кем меня на днях познакомили. Этакий молоденький метроном-бизнесмен. Прагматик до тоски зелёной. В сущности труп, но подвижный и деятельный, как сперматозоид, а вернее – вирус. Потому что первый стремится слиться, чтобы дать новую жизнь, а второй – чтобы разложить и сожрать.

Дошёл я до мэрии, подстроил скрипку, рванул "Чардаш» Монти, а сам думаю:

– Хрен ему! Я давно уже больше человек, чем скотина. И трижды биофил! Со всеми первично-вторичными половыми признаками и созидательной страстью. То есть хочу, хочу и ещё раз хочу… но уже спать! И этот кайф я не променяю ни на какие коврижки. Чего и вам желаю. При условии, что "Дай!" – это животное, а "На!" – ЧЕЛОВЕК.

(Звучит быстрая часть "Чардаша» Монти)

Много говорят неудачники. Удачники молчат в тряпочку. Вот и я хочу поговорить. Тем более, что сегодня никто ещё и шекеля не бросил в мой старенький футляр из-под скрипки. И это плохо! И совсем не потому, о чём вы подумали. Это и так ясно! А потому, что опять жена поднимет скандал о моём статусе. А как же! Даже её подруги краснеют, когда узнают, на что наша семья сейчас существует. Статус действительно… Следующий – только на том свете!

– Или ты уйдёшь с панели и будешь учить иврит, или я уйду! – слышу я каждый раз, когда выручки нет.

Да и когда есть, тоже. Но особенно всё-таки, когда нет.

Ей – стыдно!

А мне?

Это пустой трёп, что уличным музыкантом быть так же почётно, как адвокатом. Чёрта с два! Не знаю, как кому, а для меня это Голгофа. С техникой у меня не ахти как. Ну не профессионал я скрипичный, не профессионал! Всего год учился игре на скрипке в далёкой юности – и вот на тебе! Пригодилось! Выкручивая смычком что-нибудь вроде "Сентиментального вальса" Чайковского, я стараюсь забыть, где я и что я. Но – бряк! – монета упала. И я кланяюсь и спасибо на иврите выговариваю.

Кстати, о иврите. Учил. Пробовал. Много раз. В основном, ещё там. В Казахстане. Без толку! Никакой язык мне недоступен. Поэтому, чтобы зря время и силы не тратить, я его уже и не пытаюсь учить. Можете считать меня идиотом, но вот так. Правда, я здесь встречал самых что ни на есть заслуженных клинических идиотов, и они на трёх и даже пяти языках изъяснялись. Пускали слюни, мямлили, но их понимали. И не такие же, как они, а гораздо более умные… А у меня с языком – глухо! С любым! Кроме русского. Да и тот всё время приходится подучивать. Например, в современный сленг, пришедший из русских тюряг, я тоже не врубаюсь совершенно. Вроде каждое отдельное слово понятно и образно до удивления, а вместе – чистый ребус. Ну и с работой благодаря таким моим неспособностям выбор практически нулевой. Вот и стою. Кормить себя и семью-то надо!