Ворг. Успеть до полуночи - Гай Юлий Орловский

Я глубоко вздохнул. Значит, охотники. Неуязвимая чудо‑нежить, которая бродит где‑то неподалеку, если парень, конечно, не выдумал.

Резкий кислый запах ударил в нос, я инстинктивно пригнулся, увлекая вниз принцессу и Шамко.

– Здесь кто‑то есть, – сказал я, принюхиваясь.

Запах незнакомый и тревожный, даже шерсть под плащом дыбом встала. Ветер дует с запада, чутьем нас не обнаружить. Приблизившись к мерцающему кусту, я вслушался в вечернюю степь. До ушей донеслись глухие звуки шагов. Такие могут издавать лишь ноги, лишенные не только обуви, но и мяса.

– Что ты там говоришь об охотниках? – спросил я Шамко.

Плечи Шамко нервно затряслись. Я стукнул его по спине, чтоб взбодрился, хотя у самого по спине забегали мурашки, поднимая шерсть. Тот ойкнул и согнулся, словно его оглоблей огрели, в глазах обида и страх.

– Надо бежать, – сказал я, отодвигая мерцающие ветки куста.

Лицо парня вытянулось, он втянул голову в плечи и произнес затравленно:

– Но куда? Вся степь кишит нежитью. У абергудцев договор с нами, но действует только на болоте. Нас догонят и сожрут.

– Если будешь ныть, – пригрозил я, – я сам тебя сожру.

Для убедительности показал клыки и сдвинул брови. Парень испуганно отшатнулся, затем выпрямился и обреченно вздохнул.

Глянув на Изабель, понял, что на своих ногах далеко не убежит. Придется нести. Принцесса тихо взвизгнула, когда я забросил ее на плечо.

– Удобно? – спросил я. – А то вы нежные, сквозь десяток перин горошину чувствуете. Слышал, что так проверяют уровень принцессности. Или это у эльфов?

Она промолчала, продолжая ерзать. Некоторое время пыхтела, пытаясь улечься так, чтобы плечи не давили в живот.

Наконец Изабель затихла. Я прижал к себе и осторожно повертел головой. Очередной порыв ветра принес порцию кислого запаха, шаги гнилых ног приблизились, но охотников все еще не видно.

– Вперед, – скомандовал я и побежал через широкую поляну, густо поросшую зеленью.

Сзади донесся безутешный стон Шамко, затем послышался топот и прерывистое дыхание.

Солнечный диск уже достиг горизонта и медленно погружается за край, бросая последние лучи на Мертвую степь. Небо постепенно сиреневеет, с запада наступают сумерки, непривычно лиловые. Все быстро преображается, зелень покрывается синевой. Мерцание кустов усилилось, они стали похожи на природные фонари. На кротовые норы перестал обращать внимание – их уже не счесть.

Через полверсты трава поднялась до пояса, появились луговые цветы, которые один за другим раскрываются с приближением вечера.

– Я выдохся, – донесся из‑за спины задыхающийся голос.

Чуть притормозив, обернулся. Лицо Шамко покраснело, к мокрому лбу налипли волосы, глаза навыкате. Бедняга, почти не отстал, это подвиг для абергудца.

– Надо спешить, – коротко сказал я. – Нельзя останавливаться. Чует мое нутро, ох чует…

Шамко наклонился, уперевшись ладонями в колени, и стал глотать воздух. Ребра ходят ходуном, щеки, как помидоры. Хлыст для погона водомерок распутался и торчит из‑под доспеха, словно змеиное кольцо.

Немного отдышавшись, парень поднял голову и проговорил:

– Если нас обнаружили, уже не уйдем.

– Кажется, ты забыл. С вами ворг, – напомнил я, разворачиваясь в сторону степи.

Шамко простонал:

– Ты хоть знаешь, куда идти?

– Нет, – ответил я. – Но разберусь.

Изабель на плече зашевелилась, почувствовал, как маленькие ладошки уперлись в спину. Даже сквозь плащ стало тепло.

– Я кого‑то вижу, – сказала она, приподнимаясь на плечах.

Обернувшись, я резко потянул носом. Но в воздухе лишь запах вечерних трав и могильной земли. Поток воздуха теперь с другой стороны, запах не уловить. Зато уши различили шаги.

Шамко запричитал так жалобно, что захотелось самолично швырнуть его в лапы охотникам. Только лучистый взгляд Изабель остановил.

– Ах ты ж, проклятье водяных! – стонал он. – С таким грузом далеко не убежишь. Нагонят, это к ведьме не ходи. Охотники неуязвимы.

Бред это, подумал я. У каждого есть слабое место, надо лишь знать – куда бить.

– Так, – сказал я, ставя принцессу в траву. – Вас спрячу, а сам уведу мертвяков по большой дуге. Раз они охотники, значит, идут по следу и не чувствуют запахов, как я.

Глаза Изабель округлились, она вцепилась мне в руку с такой силой, что едва не проткнула кожу острыми, как у кошки, коготками.

– Лотер, не бросай нас! – взмолилась она.

В васильковых глазах заблестела влага, левый зрачок вытянулся. Взгляд стал умоляющим, хоть сам бери и плачь.

Пару секунд я завороженно смотрел в глаза принцессе, понимая: если промедлю еще немного, спасать будет некого. Но теплые руки и кукольное личико оказались сильней логики. Лишь когда на щеку сел здоровенный комар, я дернулся и отошел.

– Я вас не бросаю, – попытался успокоить я принцессу. – Ты пойми, с тобой на плече еще убегу. Но ты ж не дала бросить паренька. Теперь надо тащить до конца. А с ним точно не скрыться.

Изабель виновато посмотрела на меня, затем перевела взгляд на Шамко, который печально опустил плечи и вжал голову.

– Я не хотела, – проговорила принцесса тихо, – я не…

Изабель опустила взгляд и стала мять пальцы, как это делают провинившиеся дети. Я несколько секунд переводил взгляд с принцессы на паренька и обратно. Один выглядит как побитый пес в дождливую погоду. Даже нет – хуже. Как брошенный медвежонок. Они очень беспомощны, когда маленькие.

Другая – олицетворение вины и скорби. Рыжие локоны трепещут на ветру, грудь от волнения вздымается так высоко, что в вырезе мелькает зеленый камень. Еще немного – и вода по щекам побежит.

– Все, – сказал я резко. – Хватит рассусоливать. Надо шевелиться, иначе правда догонят.

– Но где здесь спрятаться? – не отступала Изабель.

– Хороший вопрос, – ответил я.

Вдалеке показалась черная точка. Если б не хорошее зрение, решил бы, что это просто какая‑то козявка над травой. Изабель, видимо из‑за кошачьего глаза, тоже приметила. Значит, времени у нас не так много.

Я пригнулся в траве, Шамко и принцесса последовали моему примеру. Мелькнула мысль выкопать яму, но тут же понял: не успею. На деревья тоже не забраться – маленькие, кривые.

Решение пришло неожиданно.

– В траве схоронитесь, – сообщил я раздельно.

Шамко вытаращил глаза.

– Чего? – не понял он.