Виридитерра: начало пути - Тери Ли

– Это сложно осуществимо… – начала Эли.

– Но осуществимо же? – уцепился за ее слова Махаон. Сейчас он совершенно не выглядел высокомерным, а скорее испуганным, как человек находящийся на краю пропасти.

– После побега одной студентки, могут усилить охрану, и это будет сложнее, – пробормотала Эли. – Разве что сбежать сейчас…

– Нет, сейчас я не могу.

Ноа закатил глаза. Если Махаон так боится, что Энгстелиг решится на еще одно убийство, то почему не может сбежать вместе с Осо и все только усложняет. К тому же его гордыня, из-за которой «сейчас он не может», вывела Ноа из себя.

– Ты хоть понимаешь, что у Осо реальная проблема? – спросил Ноа язвительно. – Что такого у тебя резко могло случиться?

– Ноа, не нужно… – пробормотала Осо. – Я думаю, что если у Махаона есть причина, то она серьезная.

– Какая еще причина? – взвился Ноа, толкнув Махаона. – Я доверил тебе тайну, а ты сейчас хочешь подставить под удар не только меня, но и Эли. Ты хоть представляешь, что это значит?

Всегда спокойный и уравновешенный Махаон вышел из себя и в ответ толкнул Ноа.

– Вайдманы пришли за мной! – прорычал он. – Они пришли убить меня, потому что Аркон Аталантсон – мой дядя и он один из членов Эрмандада. Был им. Пока твоя дорогая фрау Энгстелиг не казнила его.

Ноа удивленно уставился на Махаона и почувствовал стыд.

– Прости, я не знал… – пробормотал он. – Я…

– Я должен успеть кое-что завершить, прежде чем уйду, – сказал Махаон. – То, ради чего я здесь.

Эли понимающе кивнула ему и сказала:

– Я не могу оставить кого-то, кому грозит смерть. – Она коснулась плеча Махаона, и от этого сердце Ноа неприятно сжалось. – Я буду ждать и помогу тебе. А пока, – она обернулась к Осо и Ноа, – вы слышали наш план. Ровно в полночь я жду вас у черного хода. Не опаздывайте. Персиваль нетерпелив и ему нужно спешить.

– Хорошо, – кивнула Осо.

И распрощавшись, ребята отправились в общежитие. Они не проронили ни слова на обратном пути – ведь каждый нёс на сердце тяжёлый груз: Махаон и Осо боялись за свои жизни, а Ноа не мог никак взять в толк, почему Эли не рассказала ему весь этот план в лазарете. Зачем нужно было заставлять их рисковать и тащиться после отбоя к озеру, если они почти ничего так и не узнали? В голове Ноа уже крутилась неприятная и навязчивая мысль: а могло ли все это быть не просто так? Ведь если бы эльфийка не назначила им встречу поздно ночью, ребята не услышали бы разговор Вайдманов и фрау Энгстелиг, а еще Махаону бы грозила большая опасность. Да и сам Ноа сейчас много нового узнал об Энгстелиг, императоре и о реальном положении всех магов, неугодных монарху или его подпевалам.

Эта мысль казалась настолько логичной и настолько бредовой одновременно, что Ноа как мог отгонял ее от себя. Но она, как назойливая песня, прочно засела в его голове. И все попытки избавиться от этой мысли отнимали много сил, поэтому очутившись в своей кровати Ноа сразу же забылся сном.

Ройван наблюдал, как маленький огонек свечи, словно бабочка, трепыхался, пытался вырваться, но не мог покинуть свой фитилек. Он единственным источником света в этом доме, погруженным во мрак, пришедший с ночью. А, возможно, этот мрак пришел не с ночью, а с этим мужчиной, который спустя столько лет вновь решился переступить порог давно разрушенного дома. Ройвана одолевали грустные мысли. Он вспоминал свою последнюю встречу с ней, и лучше места, чем этот дом, не было на всей Виридитерре.

Места, которое – видят боги – помнит, что он был хорошим человеком.

Много лет назад Ройван – или это был просто другой он – пылал к этой женщине такой любовью, что, если кто-нибудь посмел бы только ему сказать, чем все закончится, он убил бы этого человека на месте. Но вместо этого он забрал жизнь у той, кого любил больше всего на свете, у той, которая подарила ему сына и была с ним рядом долгие годы, пока сам Ройван гнался за Вечным Знанием. В итоге это Знание, которое он добыл, и привело к смерти Неи.

Жизнь жестоко испытывала мужчину, раз заставила его забрать жизнь у нее. Но никто, кроме него, больше бы не смог.

Ройван не жалел о содеянном. Другой же возродился внутри него и сокрушался каждый день после того, как сделал это. Ройван пытался взять себя в руки, задушить эту сущность, пришедшую из старой наивной жизни. Он повторял о необходимости этого, твердил себе, неустанно цитировал пророчество, но не мог избавиться от этого ноющего чувства в груди и мысли о том, что всегда есть другой выход. Но в чертовом пророчестве совсем не было конкретики! Нея могла присоединиться к имперским магам и заняться геноцидом всех неправильных магов, но могла и спасти. Если бы только Ройван решился рискнуть и посмотреть, что будет дальше. Ах, если бы он мог! Но Ройван чувствовал на себе груз ответственности за всех тех, кто борется с ним плечом к плечу против несправедливости в этом мире.

Но имперские маги выкрали ее, спрятали от него, не дали права сделать ей выбор – а точнее, они потакали ее нежеланию его делать, – в то время как Ройван сходил с ума от беспокойства за то, что случится с ним и делом всей его жизни.

Когда-то – совсем давно – Ройван был так молод и наивен, что имел смелость полагать, что все можно решить мирным путем. Но его знание, которое досталось мужчине через боль и мучения, и годы, которые он провел наблюдая, как гибнут маги – его друзья и соратники – наложили на Ройвана отпечаток. Теперь мужчина считал, что обойтись малой кровью – это уже победа. Он слишком долго медлил, пытался найти другое решение. И в конце концов пришел к выводу, что иного выхода нет и нужно решить проблему как можно быстрее. Смерть Неи была бы самой малой жертвой, если она все-таки решила бы выбрать не Эрмандад.

Ройван услышал стук конских копыт по брусчатке за домом, и напрягся, приготовившись к бою. Долгие годы, проведенные в бегах, научили мужчину всегда быть начеку. Хотя Ройван даже не выглянул в окно, чтобы посмотреть, кто крадется к нему, он знал, что сильнее любого, кого только могут за ним послать. Один всадник – слишком мелкая сошка, из-за которой ему стоит волноваться.

Мужчина тихо считал минуты. Вот всадник должен спешиться, привязать коня, вот сейчас ему необходимо подняться наверх по ступенькам и войти в дом. И вот он должен двинуться в сторону единственного источника света во всем доме.

– Безликий, – послышался настороженный голос Анны, и мужчина обернулся. У него было много прозвищ, но это ему нравилось больше всего. И это прозвище действительно обезличивало, ставило его не выше других, а вне сравнения с другими.

Но Анна – та, что стала ему дочерью – называла его так нечасто, лишь тогда, когда им предстоял серьёзный разговор.

Ройван пытался разглядеть дочь, насколько ему позволял маленький огонек свечи.

– Знала, что найду тебя именно здесь, – девушка улыбнулась. – Ты все еще переживаешь? – Анна сделала несколько шагов к мужчине.