Дикие карты - Виктор Милан

В розовом мягком кресле у остывшего камина сидела Ангеллик, сонно щурясь на него и прикрывая ладонью зевок.

Тахион вздрогнул от стыда и отвращения.

— Я снова выгнал тебя из твоей постели, верно?

— Ничего страшного, — отозвалась она. Ее ноги покоились на небольшой табуреточке. На ступни было страшно смотреть, такие они были черные и распухшие. Все остальное в ней было очаровательно. Распущенные темные волосы ниспадали до талии, а кожа сияла теплым живым румянцем. Глаза у нее были темные и блестящие, но самое поразительное в ней было то, чему Тахион никогда не переставал удивляться: теплота, с которой она смотрела на него, и доброта, которой, по его собственному мнению, он совершенно не заслуживал. Несмотря на все то, что он сделал с ней и со всеми остальными, эта женщина по имени Ангеллик почему-то не держала на него зла и питала к нему привязанность.

Tax поднял руку к виску. Впечатление было такое, будто кто-то бензопилой пытался снести ему затылок.

— Моя голова! — простонал он. — С такими-то ценами вы могли хотя бы удалять из напитков, которые продаете, смолы и токсины. Вот у нас на Такисе...

— Я знаю, — сказала Ангеллик. — У вас на Такисе после выпивки не бывает похмелья. Ты уже рассказывал мне об этом.

Тахион вымученно улыбнулся ей. Она казалась невероятно свежей в своей коротенькой атласной сорочке, не закрывавшей даже бедер. Густой рубиновый отсвет оттенял нежную кожу. Но когда она поднялась, он взглянул на ее скулу, там, где щека прижималась к спинке кресла, когда она спала. По ней уже разливался багровый кровоподтек, как экзотический пурпурный цветок.

— Ангел... — начал он.

— Ничего страшного. — Она поспешно тряхнула волосами, чтобы прикрыть синяк. — Твоя одежда была грязной. Мел отдал ее в чистку. Так что пока ты мой пленник.

— Сколько я проспал?

— Весь день. Не волнуйся. Как-то раз один мой клиент так напился, что проспал целых пять месяцев.

Она присела за туалетный столик, подняла телефонную трубку и заказала завтрак: тост с чаем для себя и яичницу с беконом и крепкий кофе с бренди для Тахиона. И еще аспирина.

— Нет! — воспротивился он. — Я не буду есть. Мне станет плохо.

— Тебе нужно поесть. Даже инопланетянин не может питаться одним коньяком.

— Пожалуйста...

— Если хочешь получать выпивку, придется поесть, — безжалостно отрезала женщина. — Мы же заключили сделку, не забыл?

Ах да, сделку. Он вспомнил. Ангеллик снабжала его деньгами на гостиницу, едой и предоставляла неограниченный кредит в баре — он мог пить столько, сколько ему нужно было, чтобы заглушить воспоминания. За это он должен был есть и рассказывать ей истории: забавные эпизоды из жизни своей семьи, легенды далекой планеты, предания об интригах и роскошной жизни, так не похожей на убожество Джокертауна.

Иногда, когда клуб закрывался, он танцевал для нее, выписывая древние замысловатые пируэты такисианских танцев на зеркальном полу, а она смотрела и просила станцевать что-нибудь еще. Однажды, когда они оба изрядно напились, она уговорила его показать ей Свадебную Пляску — эротический танец, который большинство такисиан исполняли всего раз в жизни, в ночь после свадьбы. Тогда она в первый и в последний раз танцевала с ним, повторяя все его движения — сперва неуверенно, потом быстрее и быстрее, покачиваясь и кружась, пока в конце концов на ее ступнях не осталось живого места, они потрескались и оставляли на зеркальных плитках кровавые следы. В конце Свадебной Пляски танцоры бросались друг к другу и сливались в долгом ликующем объятии. В этот момент Ангеллик отстранилась от него, в очередной раз напомнив, что здесь не Такис.

Два года назад Десмонд наткнулся на него, раздетого и без сознания, в одном из переулков Джокертауна. Пока Тахион спал, кто-то украл его одежду, и теперь он метался в жару и бредил. Десмонд позвал на помощь, и такисианина перенесли в «Дом смеха». Он очнулся на раскладушке в подсобке бара, окруженный пивными бочонками и винными бутылками.

— Ты хоть знаешь, что пил? — спросила Ангеллик, когда его перенесли в ее кабинет.

Тахион не знал. Все, что он смог вспомнить, — как какой-то черный старик в переулке великодушно предложил ему поделиться своей выпивкой.

— Это называется «Стерно», — сообщила ему женщина. Перед этим она велела Десу принести бутылку лучшего бренди из ее запасов. — Если человек хочет пьянствовать, это его дело, но уж ты-то мог бы убивать себя с большим классом.

От бренди в груди у него разлилось тепло, а руки перестали трясись. Осушив бокал, Tax рассыпался перед ней в благодарностях, но стоило ему попытаться коснуться ее, как она тут же шарахнулась. Он спросил почему.

— Сейчас поймешь, — сказала женщина и протянула ему руку. — Только очень осторожно.

Его поцелуй был легчайшим прикосновением губ, не к тыльной стороне ладони, но к запястью: такисианину хотелось почувствовать биение ее пульса — так сильно он захотел обладать ею. Мгновение спустя он с тошнотворным ужасом увидел, как ее кожа сначала побагровела, а потом почернела. «Еще одна из моих».

И все-таки они стали друзьями. Любовниками, разумеется, они не были и быть не могли, разве что иногда в его снах; сосуды Ангеллик лопались от малейшего нажатия, а гиперчувствительная нервная система даже на легчайшее прикосновение отзывалась болью. Любая ласка заканчивалась для нее синяками; ночь любви скорее всего просто убила бы ее.

Завтрак им подала чернокожая горбунья по имени Рут, у которой вместо волос были нежно-голубые перья.

— Один человек передал это для вас сегодня утром, — сказала она Ангеллик после того, как закончила накрывать на стол, и протянула ей толстый бумажный пакет.

Тахион выпил сдобренный бренди кофе и с гримасой отвращения уставился на неумолимую яичницу с беконом.

— Пожалуйста, не делай такое лицо, — сказала Ангеллик.

— По-моему, я еще не рассказывал тебе о том, как на Такие прибыл звездолет Сети и что сказала моя прабабка Амурат посланнику Лай'бара.

— Нет, — покачала она головой. — Расскажи. Мне нравится твоя прабабушка.

— Она — одна из нас. Я боюсь ее до смерти. — И Тахион начал свой рассказ.

* * *

Том проснулся задолго до рассвета, когда Джоуи еще храпел в задней комнате. Он сварил себе кофе в мятом кофейнике и сунул хлеб в тостер. Потом намазал хлеб маслом и клубничным джемом и принялся оглядываться по сторонам в поисках чего-нибудь почитать. На глаза ему попались комиксы.

Тадбери до сих пор помнил день, когда пришлось их спасать. Большинство комиксов с самого начала принадлежали ему. А однажды Том вернулся из школы и обнаружил, что их больше нет — книжный шкаф и два ящика из-под апельсинов, битком забитые комиксами, просто исчезли. Мать сказала, что приходили какие-то женщины из родительско-учительской ассоциации и показали ей страницу из книги доктора Вертхэма, где говорилось, что комиксы превращают детей в малолетних преступников и гомосексуалистов и прославляют джокеров и тузов. Поэтому она позволила им забрать коллекцию Тома. Он закатил истерику, но все было бесполезно.