В полночный час - Шеннон Дрейк

— Оставьте их! Оставьте им жизнь! — приказал он и, подойдя к брату, выхватил у него из рук тощего человечка, которого тот хотел убить.

— Вы пришли за сокровищем. Берите сокровище.

— Ты струсил? — закричал один из самых неистовых воинов, викинг по имени Ульрик. — Седьмой сын седьмого сына — трус? — Ульрик трясся от хохота.

Наступила мертвая тишина.

— Берите сокровище! — стоял на своем Рагнор. Монахи были слишком потрясены, чтобы протестовать. Позже Рагнор подумал, что при иных обстоятельствах они предпочли бы умереть, защищая свои реликвии. Один из них стоял у входа в монастырь. Высокий, очень высокий мужчина.

— Берите золото и серебро. Оставьте то, что для вас ничего не значит, — кости и прах.

— Кости и прах принадлежат земле! — выкрикнул Хаган.

— Оставьте им их талисманы, — приказал Рагнор. — Я слышал о дворцах Валгаллы и понял, что великие воины умеют проявлять милосердие.

Викинги, сквернословя сквозь чубы, позволили оставшимся в живых монахам переложить свои драгоценные реликвии в каменные чаши, которые они скорее всего использовали для еды. Брать с собой то, что монахи считали священным, воины не стали. Перед отплытием к Рагнору, ожидавшему погрузки судна на каменистом утесе, подошел тот самый высокий монах.

— У меня было видение, что ты придешь, — сообщил он юноше.

Рагнор скептически на него посмотрел. Монах улыбнулся.

— Не досаждай мне, не то я велю им перерезать тебе горло.

— Паренек с огоньком, — пробормотал монах, — но ребенок остается ребенком.

— Я больше не ребенок.

— Пройдут годы, прежде чем ты превратишься во взрослого мужчину. Но я начал молиться много лет назад, зная, что корабли викингов опять выходят в море. И Бог ответил мне во сне, он велел мне не бояться. Ты придешь, чтобы защитить нас.

— Я пришел, чтобы украсть серебро.

Монах пожал плечами. Он снял с шеи медальон и протянул его Рагнору. Рагнор едва не ударил его, когда тот попытался надеть ему цепочку на шею.

— Вот серебро, но не украденное, а подаренное. Медальон украшен драгоценными камнями, это реликвия. Он снят с тела самого Иоанна Крестителя.

— Я не верю…

— Ты поверишь. Ты седьмой сын седьмого сына, но не седьмой сын своей матери. Рагнор насупил брови.

— Твой отец забрал ее из наших краев много лет назад. Она была целительницей, ребенком язычников, принесенным в церковь на крещение. Твой отец благословен — или проклят — властью. Твоя мать знала дела земные.

— Ты глупец, старик. Откуда ты все знаешь?

— Вы зовете его Одином. Римляне звали его Юпитером. Он могущественнее, чем думаете вы или думали римляне, но он остается самим собой. И поэтому я знаю, о чем говорю.

Монах покинул его. Позже, вечером того же дня, Рагнор спросил Хагана об отце. Хаган, смачно вгрызаясь в ногу барана, некогда принадлежавшего монастырской братии, пожал плечами.

— Он имел три жены. Майда, которую он любил ребенком. Моя мать Ингрид, которую он выкрал у датчан. Элспет, твоя мать, которую он привез из набега много лет назад откуда-то к северу от этих мест.

Потом, когда судно отчалило с отливом, Рагнор вновь увидел монаха. Тот стоял на ступенях, ведущих в монастырь. Он поднял руку, прощаясь с Рагнором.

Рагнор не ответил ему прощальным приветствием — уж слишком зол он был на него.

В Норвегию они так и не вернулись. Весть о том, что случилось в монастыре, переходила из уст в уста, путешествовала с теми, кто узнавал новости от других, и, вместо того чтобы прослыть слабыми и трусливыми, викинги из деревни Рагнора вдруг обнаружили, что стали знамениты — их услугами жаждали воспользоваться многие их благородные сородичи, правящие на островах. Искали их услуг и шотландские лорды, и ирландские короли. Люди Рагнора доходили по морю до самой Сицилии. Хаган выслушивал тех, кто желал воспользоваться их услугами. И, как принято у норвежцев, людей Севера, Хаган предлагал дружинникам выбор — участвовать в предложенной битве или отказаться от нее.

Рагнор стал замечать за собой, что хочет еще раз побывать в монастыре, который они когда-то разграбили. Его влекло к книгам, сама личность монаха казалась ему интригующей, как и тот факт, что монахи умели говорить на многих языках мира — живых и мертвых.

Он вернулся и вернул отнятую реликвию.

— Что ты хочешь в обмен? — спросил у него худой востроносый аббат.

— Языки.

— Что?

— Я хочу выучить языки, на которых ты говоришь. Хочу уметь говорить так же, как ты. Хочу знать латынь, на которой ты пишешь, гэльский, что я слышал в деревнях Шотландии, и английский нижних стран. Еще я хочу знать французский и…

— По очереди, дружок. По очереди…

Итак, он стал в монастыре частым гостем.

Со временем Рагнор научился драться в настоящем бою, в совершенстве овладев искусством воина. Среди викингов было много таких, кто подходил к нему и спрашивал, что именно он думает о той или иной битве. Например:

— Дублин — город, основанный викингами. Теперь короли просят нас сразиться против пришельцев с Севера. Это хорошая битва. За правое дело.

Он соглашался, что дело правое. И еще он замечал за собой, что если бывал убежден в правоте дела, то становился в бою неистовым и беспощадным. Не раз он отнимал жизнь, не щадя своего врага, жестоко и яростно, но никогда не забывал, что чувствовал, когда погиб Олаф, поэтому строжайше запретил убийство ради убийства — крестьян, женщин, детей и стариков. Рагнор понимал, что жажда мести может сделать убийцами тех, с кем жестоко обошлись победители. И еще Рагнор обнаружил, насколько поразительно быстро те, ради которых они дрались, способны повернуть мечи против своих благодетелей.

Как-то они бились на стороне короля, правившего островом к западу от Шотландии. Дрались они против датчан, хотя войско, выставленное датчанами, очень сильно напоминало их собственное.

Король острова наградил их меньшим островом, который теперь они могли назвать своим собственным. Они богатели, и другие викинги присоединялись к поселенцам. Мужчины брали себе жен — некоторые женщины шли за них по своей воле, кого-то брали силой. Путешествуя по морю, они добывали богатства и привозили их с собой, но Рагнор не захотел оставаться на острове постоянным жителем. Во время очередного отъезда умерли мать Рагнора и его отец. Рагнор глубоко скорбел о смерти матери. Что же касается отца, то, несмотря на уважение и почитание, смешанное со страхом, который испытывали к нему все, Рагнор не настолько хорошо знал своего отца, чтобы сильно тосковать по нему. Тем не менее Рагнору жаль, что он не смог у отца получить ответы на многие вопросы.

Дядя Рагнора тем не менее по-прежнему оставался в их деревне старейшим. Он рассказал Рагнору, что его мать, которая была изначально захвачена и увезена с родины как рабыня, много лет впоследствии жила среди его народа как равная. Рагнор знал, что его мать любили и уважали. И похороны ей устроили на славу. Дядя сказал, что ковчег с ее телом, сожженный на фьорде, горел поразительно ярко всю долгую лунную ночь.