Дерево-людоед с Темного холма - Содзи Симада

Пройдя через трущобы к рынку и торговым улицам, я испытала облегчение, услышав популярную песенку, доносившуюся из одного из магазинов. Но даже в этом месте было много маленьких негодяев, чинивших нам всякие неприятности. Завидев мою чистую одежду, они обливали меня мутной водой, зачерпнув ее из лужи бамбуковой корзиной, или кидали галькой мне в голову. Иногда могли просто тыкать пальцем и выкрикивать всякие гадости.

Я грустила из-за того, что отличалась от других детей, учившихся в школе Пэйна. Все они были иностранцами. Однажды я с тревогой спросила его, не ненавидит ли он японских детей. В ответ Пэйн, с улыбкой протянув грязной японской девочке несколько монеток, повернулся ко мне и сказал:

– У этой девочки очень симпатичное личико, совсем как у японской куклы. Положи ее в ванну и сотри грязь губкой, и она обязательно станет милым ребенком.

Когда двое детективов вернулись в дом, Юдзуру сидел за обеденным столом, и они решили расспросить его о самочувствии госпожи Ятиё.

– Она пришла в сознание, – одновременно ответили Юдзуру и Тэруо.

– Смогла встать и даже немного пройти на костылях, – продолжил Тэруо. Похоже, оба мужчины ходили в больницу.

– Отлично. Она заговорила? – спросил я.

– Она не может говорить, но, кажется, может писа́ть, – ответил Юдзуру.

Похоже, Ятиё медленно шла на поправку.

После обеда Митараи спросил у супругов Макино о мистере Пэйне. Они хвалили его, были благодарны за заботу во времена работы в школе. По их словам, он был вежлив, внимателен и всегда выполнял свои обещания.

Несмотря на то что Пэйн был представителем нации, одержавшей победу в мировой войне, он не испытывал к японцам презрения, уважал японскую культуру и был очень добр – полагаю, в этих словах могла быть какая-то доля лести. Однако, возможно, он действительно был хорошим человеком.

Во время своих прогулок Пэйн часто заглядывал в фотоателье, чтобы похвастаться найденными редкими фотоснимками. Иногда просил скопировать и перепечатать некоторые из них. Он совсем не говорил по-японски, но его спокойный и терпеливый характер позволял вести разговор без переводчика.

Господин Макино вспомнил еще кое-что. Несмотря на то что Темный холм Кураями часто называли так из-за недостатка солнца, его родной дед рассказывал ему, что на название повлиял оборот «кура-га-яму» – «остановить седло», то есть, буквально, остановить лошадь.

Существовала легенда, что Минамото-но Ёритомо[81], отправившийся в дальнюю поездку верхом, остановил коня на вершине холма и долго смотрел на открывающийся с него вид. Дед часто повторял, что по этой причине запись названия холма иероглифами была неправильной. Об этом господин Макино также рассказал Пэйну.

Митараи заперся в кабинете мистера Пэйна и приступил к изучению огромного количества записей и документов. Он заметил, что у англичанина была привычка делать записи на полях прочитанных книг, а также на титульных листах и форзацах. Стоило набраться терпения – неизвестно, какие ценные сведения и материалы удастся обнаружить в итоге!

Леона и Миюки, быстро закончив с уборкой после обеда, присоединились к Митараи. Юдзуру наверняка предпочел бы также прийти в кабинет мистера Пэйна вместо того, чтобы присматривать за пьяной Тинацу.

Сложно представить, что расследование столь страшного преступления могло заинтересовать молодых девушек, но рядом с Митараи они были переполнены энтузиазмом – как океанологи, изучающие редких морских звезд. Митараи это явно раздражало, но Леона, страстно желая побольше узнать о Джеймсе Пэйне, не отходила от него ни на шаг.

– Эй, Митараи! – обратился я к другу, читавшему книгу, стоя на четвереньках на ковре.

– А? – раздраженно ответил он.

– Я многого не понимаю. Прошу, объясни, как внутри дерева оказались четыре тела? Как они попали туда, если в стволе нет достаточно большого отверстия? Неужели их действительно съел камфорный лавр? Таку умер по естественным причинам? Ты говорил о возможном убийстве, но кто мог его совершить? И госпожа Ятиё… Кто мог напасть на пожилую женщину и нанести ей такую тяжелую травму? Без твоих объяснений я не смогу написать книгу.

– Тогда делай заметки, – сухо ответил Митараи. – Я просил детектива Тангэ и его коллег выяснить, кому принадлежат эти тела, так что в течение дня-двух должны появиться какие-то сведения. Но надеяться на конкретные имена и адреса не стоит…

– Но как это связано с делом? Ты же говорил, что…

– Отстань! – Митараи поднялся с ковра и теперь уселся по-турецки. – Естественно, все связано.

– Тогда кто наш преступник? Тот, кто спрятал четыре тела внутри дерева, убил Таку и нанес серьезные травмы Ятиё… тот же человек, что убил девочку еще в сорок первом году?

– Я сейчас этим занимаюсь. Не могу пока сказать наверняка, но вероятность высокая.

Я задумался о том, мог ли камфорный лавр быть главным подозреваемым. А если не он, то кто?

Но откуда тогда мог взяться клей? Вряд ли дерево могло приклеить волосы к черепам.

Возможно ли это? Я продолжил размышлять. Волосы, приклеенные к черепу, кажутся чем-то искусственным, но в соках дерева вполне могло быть какое-нибудь клейкое вещество, из-за которого они оказались приклеены абсолютно случайно. Можно ли по ошибке принять природный фермент за желатин? Мне это казалось невозможным.

Поздним вечером Миюки ушла к себе в комнату делать уроки, ведь завтра предстоял ранний подъем. Я сильно устал и хотел спать, но, боясь, что Митараи упрекнет меня в том, что я оставил его в одиночестве и предпочел сон, принял решение остаться с ним в кабинете. Мне было сложно изображать бодрость, поэтому я все же прилег на диван.

Леона тоже осталась с нами в комнате. Сев на край второго дивана, она что-то читала. Присмотревшись, я понял, что это сценарий – фильма или, может быть, радиопередачи. Читая, она тихо проговаривала свои реплики вслух.

– Леона-сан, – внезапно Митараи позвал ее по имени, нарушив долгую тишину, затянувшуюся на несколько часов.

– Да? – удивленно ответила девушка.

Митараи приблизился к Леоне, аккуратно, стараясь не задеть сваленные на полу книги, толкая перед собой стул на колесиках, стоявший у письменного стола. Похоже, спустя часы кропотливого изучения записей на полях он наконец что-то осознал: его глаза, красные от напряжения и усталости, заблестели.

Я встал с дивана, желая узнать, что же произошло.

– Леона-сан, не могли бы вы рассказать о мистере Пэйне? Что вы о нем помните? – спросил Митараи.

– Да не о чем говорить; ведь отца уже не было рядом, когда я достаточно подросла, чтобы как следует познакомиться с ним.