Тайный дневник Марии-Антуанетты - Кароли Эриксон

Я знала, о чем разговаривают Аксель и Людовик. Аксель собирался уехать в Испанию, предположительно для выполнения дипломатического поручения короля Густава, но на самом деле он должен был попытаться убедить кузена Людовика короля Карла IV ссудить нас деньгами. Аксель считает, что ехать следует как можно быстрее, а Людовик все никак не может решиться отпустить его. Они спорят об этом вот уже несколько дней. Когда солдаты оказываются поблизости, они делают вид, что обсуждают скачки и шансы лошадей на победу в них.

– Сир, умоляю вас прислушаться к моему мнению, – донесся до меня голос Акселя. – Вы должны выпустить эту лошадь в самой первой скачке. Она вполне готова. И наверняка победит. А если вы промедлите…

В это мгновение мы услышали резкий треск веток, шорох листьев, и из кустов на дорожку выскочил высокий мужчина. Он подскочил ко мне и выбросил вперед руку, в которой был зажат нож. Лезвие сверкнуло у меня перед глазами, на волосок разминувшись с шеей и запутавшись в складках плаща.

– Мамочка! – закричал Луи-Шарль.

Я наклонилась, чтобы подхватить его на руки, и по счастливой случайности избежала второго удара ножом, который на этот раз наверняка оказался бы смертельным. Краем глаза я заметила, как Лулу без чувств повалилась на землю. Но я целиком сосредоточилась на том, чтобы удержать отчаянно визжащего Луи-Шарля, и развернулась, чтобы бежать к Людовику, Акселю и солдатам. Но двигаться быстро мне мешала больная нога. При каждом шаге ее пронзала острая боль.

Мимо меня, быстрый как молния, промчался Аксель, размахивая шпагой и крича:

– В сторону! Брось нож, или я разрублю тебя пополам!

Людовик замер на месте с открытым ртом. Я продолжала бежать в его сторону и едва не столкнулась с четырьмя солдатами Национальной гвардии, которые наконец-то бросились – «слишком медленно», – подумала я – на помощь Акселю, совершенно забыв обо мне.

Запыхавшись, я вбежала во дворец. Луи-Шарль был очень тяжел для меня, и я буквально свалилась на руки Шамбертену, который, кажется, намеревался выйти в сад, чтобы присоединиться к нам на прогулке.

– Помогите! Позовите охрану! Позовите Лафайета! На меня напал какой-то мужчина!

Забрав у меня Луи-Шарля, Шамбертен поспешно кликнул на помощь, а потом, убедившись, что мы с Луи-Шарлем целы и невредимы, а суматоха в саду уже улеглась, повел меня в апартаменты.

Я дрожала всем телом. Я дрожу и сейчас, когда пишу эти строчки, а в коридоре мой покой охраняют двенадцать стражников и еще столько же, если не больше, караулят под окном, высматривая лазутчиков. Я в безопасности, но надолго ли?

12 февраля 1790 года.

Сегодня, после того как я пообедала в обществе Акселя, мне вдруг стало так плохо, что я вынуждена была прилечь. Схватившись обеими руками за живот, я громко стонала.

– Приведите доктора Конкарно, – крикнул Аксель одному из пажей, который сразу же умчался выполнять приказание.

У Софи, которая склонилась надо мной, трогая лоб, он спросил:

– Вы меняли сегодня сахар в ее сахарнице? Отвечайте правду.

Софи виновато опустила голову.

– Нет. Я собиралась, но…

– Я же говорил вам, что сахар нужно менять каждый день! Я еще никогда не слышала, чтобы Аксель разговаривал с кем-нибудь таким гневным тоном.

– Разве вам не известно, что жизнь королевы в опасности? Любой мог отравить сахар в сахарнице! Любой, понимаете вы?

Я увидела, что в комнату вошел молодой человек с румяным лицом. В руках он держал саквояж.

– Кто вы такой?

– Милорд, я новый ассистент доктора Конкарно. Его срочно вызвали к другому больному.

Я снова застонала. Боль стала сильнее. Они наконец-то отравили меня, подумала я. Я непременно умру.

– Немедленно пошлите за доктором Конкарно!

– Милорд, он находится в часе езды отсюда, в деревне Саумой. Заболел один из арендаторов герцога де Пентивре.

– Как он смеет лечить простых крестьян, когда нужен здесь!

Несколько мгновений Аксель в отчаянии расхаживал по комнате, потом повернулся к молодому человеку.

– Проклятье! Ладно, идите сюда. Королеве дали яд.

Хотя мне было ужасно плохо и я лежала, скорчившись, на кушетке, при приближении молодого помощника врача я испытала новое чувство – страх.

– Аксель… – пролепетала я, протянув руку.

– Да, моя дорогая, сейчас с вами все будет в порядке. Он даст вам что-нибудь, чтобы нейтрализовать действие яда. У вас ведь есть противоядие, не так ли?

Молодой человек, явно нервничая, принялся рыться в своем саквояже.

– Да, милорд, есть.

– Какое именно противоядие?

Вопрос был задан рокочущим голосом Людовика. Он быстрыми шагами вошел в комнату и направился к врачу, который положил свой саквояж на ковер и сейчас стоял рядом с ним на коленях, перебирая склянки внутри.

– Какое у вас есть противоядие? – повторил король свой вопрос.

– Я… я не помню, как оно называется, ваше величество. Его дал мне доктор Конкарно…

В это мгновение из кармана молодого человека выпал стеклянный флакон, а вместе с ним – красно-бело-синяя трехцветная кокарда, символ революции.

– Хватайте его! – вскричал Людовик, и стражник и двое камердинеров бросились вперед, чтобы схватить помощника врача.

С неожиданной быстротой Людовик подхватил упавший на ковер флакон, подошел к окну и поднес его к свету. Потом он осторожно понюхал пробку.

– Яд! – воскликнул он. – Пары ртути! Заберите эту мерзость и бросьте в огонь, – обратился он к одному из грумов, который завернул флакон в шелковый вышитый платок и вышел с ним из комнаты.

– Сладкое миндальное масло! – сказал Людовик. – Вот что ей нужно! Это противоядие доктора дают тем, кто принял яд.

– А парфюмеры, случайно, не используют его? – встревоженным голосом задал вопрос Аксель.

Голос его доносился до меня как будто издалека. От боли я едва не лишилась чувств.

– Да, да.

Аксель выбежал из комнаты. Стражники поволокли неудавшегося отравителя в коридор, а он сопротивлялся и протестовал.

Софи сидела в ногах дивана, растирая мне ступни и лодыжки. Людовик, опустившись на колени, держал меня за руку и гладил по плечу.

– Обычно яды действуют очень быстро, – говорил король. – Так что, какой бы яд вам ни дали, если вы до сих пор живы, то, скорее всего, он уже не убьет вас.

Слова его прозвучали для меня не слишком утешительно. Я чувствовала себя так, словно в живот мне налили кислоты, которая медленно разъедала внутренности.