За Землю Русскую! - Александр Невский

Стояла глубокая осень – половина ноября. Суровое время года ускорило роковую развязку. Александр понял, что приближается конец его многотрудной жизни, и стал готовиться к переходу в вечность. По обычаю того времени, он стал просить о пострижении в иночество и схиму с именем Алексия.

«Отче, се болен есмь вельми… Не чаю себе живота и прошю у тебе пострижения…»

С глубокой, гнетущей сердце тоской, едва сдерживая душившие грудь слезы, стояли около одра умирающего его приближенные. Об этой скорби живо говорят нам слова современника-летописца: «Горе тебе, бедный человече, како можеши написати кончину господина своего, великаго князя Александра Ярославича? како не испадета зеници твои вкупе со слезами? како ли не разеедеся сердце твое от многыя тугы? отца бо человек может забыти, а добра господина, аще бы с ним и в гроб лег».

Долго сдерживаемые рыдания вырвались наружу. «Ужасно бе видети, яко в толице множестве народа не обрести человека, не испустивша слез, но вси со восклицанием рыдающе глаголаху: “Увы нам, драгий господине наш! Уже к тому не имамы видети красоты лица твоего, ни сладких твоих словес насладитися. Кому прибегнем и кто мы ущедрить? Не имущ бо чада от родителя такова блага приягти якоже мы от тебе приимахом, сладчайший паю господине!”»

Но эти вопли возмутили спокойствие души, уже отрешившейся от всего земного, и Александр, «зело стужився», кротко просил их оставить его одного: «Удалитесь и не сокрушайте души моей жалостью!» Сколько любви сказалось в этих немногих словах! Прошло несколько минут, и уже инок Алексий снова призвал к себе своих приближенных – всех бояр и простых людей – и начал трогательно прощаться, давая последнее благословение и слабеющим голосом прося у всех прощения.

Горькое то было зрелище общего неудержимого плача и рыдания «о поборнике всей земли Русской, предстателе бояр, питателе убогих, отце вдов и сирот и заступнике церкви, которую защищал от врагов, утверждая в ней веру Христову»! Слеза скатилась из глаз Александра…

Еще раз открыл он уста и выразил желание сподобиться в последнюю минуту причащения пречистых тайн Своего Господа и Спасителя, Которого возлюбил от юности своей. Его желание исполнилось, и тогда он тихо предал свою чистую душу в руки Божии, 14 ноября 1263 г., в день памяти св. апостола Филиппа.

Поэт живо рисует нам картину последних мгновений земной жизни Александра:

Божественная служба совершалась в соборном храме в стольном Владимире. митрополит Кирилл вместе со своей паствой возносил теплые молитвы Богу, молился, может быть, об отвращении опасностей, грозивших отечеству, о благополучном возвращении великого князя, которого все так долго и с нетерпением ожидали.

Устремляя свои взоры горе, как бы к самому престолу Всевышнего, святитель внезапно был поражен необычайным видением: перед ним, как живой, но озаренный неземным сиянием, великий князь Александр… Тихо, как бы возносясь на крылах ангельских, удаляясь вверх, скрылось от очей святителя «подобие образа блаженного великого князя Александра».

Предстоявшие с изумлением смотрели на святителя, на лице которого, без сомнения, сияло отражение необычайного явления. митрополит понял, что доблестного защитника отечества не стало, и слезы закапали из глаз старца. «Зашло солнце земли Русской!» – тихо проговорил святитель. Но никто не понял рокового значения этих слов.

Наконец митрополит, с глубоким вздохом, голосом, в котором слышались рыдания, громко произнес: «Чада моя милая, знайте, что ныне благоверный князь великий Александр преставился!.» Ужас охватил всех при этих словах. Храм огласился воплями скорби и отчаяния. «“Погибаем!” – воскликнуло единодушно все собрание – иерея, и диаконы, и черноризцы, нищии, богатии и вси людие мнозии…» Это внезапно вырвавшееся восклицание всего лучше показало все значение Александра для отечества…

Опустел стольный город… «Князи и бояре, и весь род, мали и велиции» устремились навстречу печальной процессии с телом Александра. Не так надеялся встретить его осиротелый теперь народ! митрополит «с чином церковным» остановился в Боголюбове, приготовившись встретить тело Александра со свечами и фимиамом кадильным. Бесчисленное множество народа покрыло окрестности.

Скоро показался стяг почившего князя. Неудержимый плач раздался кругом… Вот и печальное шествие… Волны народа неудержимо ринулись навстречу. «От множества народа изгнетаахуся людие, хотяще прикоснутся честнем теле его, бысть же плач велий, и кричание, и туга, яко же несть такова бывала, токмо и земли трястися». 23 ноября совершалось торжественное отпевание в соборном храме.

Пение надгробных песен заглушалось нередко вздохами и едва сдерживаемыми рыданиями осиротелой семьи и народа. «И бысть тогда чудо дивно, памяти достойно»: эконом Севастьян, приблизившись к гробу, хотел было разогнуть руку усопшего, «да вложить митрополит грамату душевную».

Но блаженный князь «яко жив» сам простер руку, чтобы принять «свиток грехов прощения» и затем снова сложил крестообразно руки на груди. «Ужас велик» объял присутствовавших, «яко от раки отступиша». «Се же слышавше, братие, кто не дивится о сем, яко телу бездушну сущю, привезену от далних мест во время зимы? тако прослави Бог угодника Своего, иже много тружшеся за землю Русьскую, и за Новгород, и за Псков, и за все великое княжение живот свой отдавая, и за православную веру».

В глубоком благоговении приблизившись ко гробу, подняли его и с пением понесли уже как инока из храма, где покоились славные предки Александра, в иноческую обитель Рождества Богородицы, где и положили в соборной церкви.

Как жил святой и благоверный князь и при жизни «распаляшеся божественным, небесным желанием», так и скончался. Приняв схиму, он последовал не одному только обычаю времени. «Это было, – по словам одного из его жизнеописателей, – изволение святого сердца его, во всю жизнь преуспевавшего в стремлении к Богу, – это было венцом его постоянного, верного, разумного служения Богу.

То истинно ангельское спокойствие, с каким после принятия ангельского образа совершил он последнее прощание со своими приближенными и со всеми, кто мог быть при одре его, – та последняя просьба, с какой он обратился к окружавшим одр его с невольными слезами и рыданием: «Удалитесь и не сокрушайте души моей жалостью», – служат живым свидетельством, как искренни были его обеты, как живо было стремление его к Богу, Которому он посвятил себя у врат смерти на всю вечность, приняв, наконец, и схиму».