Правда и вымысел о Второй мировой войне - Георгий Николаевич Реутов

балтийские государства брошены на произвол судьбы, и ворота Восточной Европы открылись для русских» [23].

В начале 50-х годов, когда «холодная война» достигла своей вершины, нападки на Ф. Рузвельта, его позицию в Тегеране усиливаются. Различные по своим взглядам авторы с удивительным единодушием заявляют, что президент Соединенных Штатов, желая заручиться согласием СССР на вступление в войну против Японии, отказался от согласованных с Англией действий и начал играть роль «посредника» и даже «арбитра» между Черчиллем и Сталиным, что было выгодно только русским. «Вера, что он (Рузвельт. — Г. Р.) добился дружбы Сталина, оказала очень большое влияние на политику, которую Рузвельт проводил между Тегераном и их следующим свиданием со Сталиным в Ялте», — писал в 1952 году Ч. Уилмот. «Наиболее примечательная вещь на конференции заключалась в явном совпадении русских и американских военных взглядов и соответствующей изоляции Великобритании. Черчилль неожиданно оказался в весьма трудном положении» [24],- отмечал годом позже У. Макнейл.

Несколько иную точку зрения развивает лорд Немей, оценивая решение о высадке во Франции весной 1944 года. «Русские твердо знали, чего они хотят, — пишет он. — Мы же находились в положении человека, который подписывает формальное обязательство о покупке недвижимости к определенной дате, не зная, сколько она будет стоить и будет ли он вообще иметь деньги, чтобы заплатить за нее, когда наступит срок… Соглашение, казавшееся таким безобидным в то время, предназначалось для того, чтобы посеять разногласия между американцами и нами… и, возможно, явилось одним из звеньев событий, которые в конечном счете поставили Европу и свободный мир перед смертельной опасностью» [25]. В такой необычной форме английский генерал протаскивает все ту же мысль о неимоверных трудностях, которые якобы стояли и в 1943–1944 годах на пути подготовки второго фронта, а также дает нелепую оценку позиции СССР, настаивавшего на принятии четкого решения о сроке высадки союзных войск во Франции. Выходит, что Советское государство, заинтересованное в сплочении антигитлеровской коалиции с целью скорейшего разгрома фашистской Германии, стремилось… посеять разногласия между США и Англией!

С конца 50-х годов целый ряд историков и публицистов Англии выступил с ревизионистской критикой как решений Тегеранской конференции, так и особенно «просоветской» позиции Рузвельта. Так Дж. Лисор в популярной работе «Вершина войны» писал, что из-за «флирта с Кремлем», который вел Ф. Рузвельт и его «правоверные» помощники (Г. Гопкинс, Н. Дэвис, Дж. Маршалл), тегеранские решения оказались пагубными для западных держав, ибо дверь «для участия Запада в освобождении Восточной Европы» оказалась закрытой. Черчилль, старавшийся предотвратить это, попал «в изоляцию», утверждает Л. Брод, так как президент действовал в «тесном контакте с русскими». Еще дальше пошел А. Брайант. С полной серьезностью он утверждал, что в Тегеране возникла чуть ли не «американо-русская ось». Даже Л. Вудвард отдает дань этому тезису, хотя и смягчает формулировки. «Поскольку американцы и русские были едины, предложения премьер-министра казались почти обструкционистскими» [26],- пишет он.

С позиций ревизионизма оценивает результаты конференции Б. Кольер, утверждая, что СССР сумел добиться «свободы рук» на Балканах, в то время как Англия и США «были обречены на рискованное предприятие» в Европе, которое «даже в случае неудачи обещало отвлечь огромные немецкие силы от русской сферы интересов». «Рузвельт наивно верил, — писал еще через два года Л. Макфэрлан, — что он завоевал доверие (Сталина. — Г. Р.)… и в результате он был более склонен, чем Черчилль, смотреть на вещи с русской точки зрения». С резкими, несправедливыми нападками на Рузвельта выступил в 1963 году Р. Томпсон. Он проповедует все ту же версию об «измене» президента США, который добивался сотрудничества с СССР «даже за счет координирования англо-американских усилий». Советский Союз, сокрушается Томпсон, «нашел мощного союзника, и ничто, кроме чуда, не могло остановить его армии от заполнения вакуума в Центральной Европе» [27].

А как же Черчилль? Почему он не сумел отстоять свои планы, как делал это до лета 1943 года? Ответ Томпсона весьма любопытен. Неудачу лидера английского капитализма он пытается объяснить не только внезапным изменением позиции США, но и упадком сил и духа у английского премьера. «Старый человек, — пишет он, — очень устал. Его звезда уже склонилась над меридианом, и сумерки опускались над ним». Согласиться с такой характеристикой, конечно, нельзя. Активность и энергия английского премьера к концу 1943 года отнюдь не уменьшились. Но изменилась обстановка. Ф. Рузвельт и его советники, действиями которых столь недовольны многие английские авторы, перестали оказывать безоговорочную поддержку английской «большой стратегии» [28].

После Тегеранской конференции, отмечает А. Тейлор, Ф. Рузвельт считал себя «на дружеской ноге со Сталиным», а антибольшевизм Черчилля расценивал как «прикрытие для империалистических целей». «Позиция Рузвельта сделала невозможным для Черчилля розыгрыш антибольшевистской карты», — заключает он. И хотя на этом высказывании также лежит отпечаток ревизионистских взглядов, английский историк не без оснований говорит о быстром падении веса Англии, и в частности Черчилля, в глазах руководящих кругов Вашингтона. Военное и политическое влияние США в англо-американском партнерстве к концу 1943 года стало подавляющим. В этом и следует искать ответ на вопрос о том, почему Черчиллю не удалось отстоять свои стратегические планы.«…К ноябрю 1943 года, — пишет У. Макнейл, — американское преобладание в англо-американском партнерстве стало вполне очевидным. В Каире, Тегеране, и снова на Мальте перед Ялтинской конференцией Черчилль и английские начальники штабов отступили перед американскими взглядами на критические вопросы в споре». Тот факт, что изменения в руководстве зависели от роста военной мощи США, отмечал в своем дневнике А. Брук [29].

Коренной поворот в ходе войны, происшедший на советско-германском фронте, мощное наступление Красной Армии, начавшееся летом 1943 года, заставили Вашингтон пересмотреть свои взгляды и на роль Советского Союза в войне. Форсирование Ла-Манша стало неотложным делом, потому что вопрос о борьбе с гитлеровской Германией, по мнению руководителей США, перерос в другой, не менее важный — сохранение капиталистического строя в Европе. А для этого надо было оказаться в Германии раньше советских армий. Об этой подлинной причине изменения позиции Вашингтона в отношении второго фронта английские историки и публицисты предпочитают умалчивать. Зато они всячески гиперболизируют «просоветские» настроения Рузвельта, его желание обеспечить сотрудничество СССР в войне против Японии. Попытки задним числом переложить всю вину на Ф. Рузвельта выдают их ненависть к Советскому Союзу, силам демократии и прогресса. Делая так, они стремятся снять с правящих кругов Англии ответственность за послевоенное развитие Европы.

Остальным вопросам, обсуждавшимся на Тегеранской конференции, английская историография уделяет значительно меньше внимания. Тем не менее ряд авторов выделяет из них два: о советско-польской границе и будущем устройстве Германии. Первый из них освещается обычно с