Среди осколков - Татьяна Александровна Лакизюк

на свете. Сила ее так велика, что вы неизбежно проиграете. Ваша ярость ее не коснется, ваши атаки пройдут мимо цели, ваши мечи сломаются, ваши ядовитые стрелы затупятся, ваш огонь погаснет. Она вам не по зубам.

Гиацинт, разозлившись еще больше, метнул в Древлия огненный шар. Тот взмахнул ветками, и тут же откуда ни возьмись появилась дождевая тучка, быстро потушившая огонь. Правда, на морщинистой коре все же осталась черная отметина, но старейшее дерево ничем не показало, что испытало боль.

Гиацинт промок насквозь, прежде чем догадался приказать книгам убрать тучу. Но книги никак не отреагировали на приказ, они вообще как-то подозрительно притихли возле источника Земли. Впрочем, туча скоро сама иссякла и улетела.

Гиацинт, поняв, что ничего не добьется от Древлия, призвал свою огненную тучу и умчался в Манибион, яростно рассыпая искры.

Вскоре он придумал, как дать выход переполнявшей его злости. Гиацинт приказал вкопать на центральной площади пять позорных столбов, к которым когда-то приковывали колдунов. Потом он велел вывести из подземелья правителей и приковать к столбам. Причем сделали это так, чтобы несчастным пришлось стоять на цыпочках, поскольку их вывернутые руки были задраны высоко вверх.

Гиацинт наблюдал за всей процедурой, стоя посреди площади. Ветер развевал его плащ, глаза полыхали красным огнем. Он испытывал нечто похожее на удовлетворение.

Правда, не обошлось без досадных проволóчек. Кольца, к которым приковывали правителей, оказались слишком узки для рук Гелиодора и слишком широки для Криолины. Их пришлось спешно переделывать. Эта заминка чуть не стоила жизни двум молодым стражникам. Их спасло лишь то, что Гиацинт не взял с собой книги, а убивать собственными руками ему не хотелось.

Радость Гиацинту отравлял и невозмутимый вид правителей, которые даже сейчас умудрялись сохранять достоинство. Поэтому, чтобы не портить себе настроение, самозванец поспешил во дворец.

Едва он вошел в зал советов, в дверь осторожно постучали, и в проеме появилась распухшая физиономия Карнеола, который уже выписался из лазарета.

– Господин правитель Гиацинт, к вам посетительница, – гнусаво доложил он.

– Пусть войдет, – разрешил самозванец.

В зал вплыла Сильвина, наряженная в свое лучшее платье. Ее не испугали ни захватчик с красными глазами, ни черные книги на столе, ни огромный паук, следящий за каждым ее шагом. Она, наоборот, с нескрываемым любопытством огляделась по сторонам.

Сильвина явилась, чтобы Гиацинт избавил ее от осколка, который не давал пользоваться магией. Ежедневная ходьба уже изрядно утомила ее, и она каждую секунду жаловалась на мозоли.

Сильвина подошла к Гиацинту, едва касаясь пола, и важно сказала, немного растягивая слова:

– У меня есть для вас информация.

10

Убрав ветви, которые защитили их от ледяных порывов ветра, и отодвинув большой камень, Эгирин первым выбрался из пещеры, давшей им приют.

Выйдя, он воскликнул:

– Луна, ты только посмотри!

Девушка выползла следом за ним, все еще прижимая к себе одноухого игрушечного зайца. Она выпрямилась, чтобы потянуться, да так и застыла с поднятыми руками. Буря за ночь изменила мир до неузнаваемости. Ураган сорвал с деревьев ветки, которые устлали землю зелено-желтым ковром. Причем каждый лист был покрыт тончайшей корочкой изморози, с ювелирной точностью выделявшей все прожилки. Казалось, серебристое покрывало укутало землю, чтобы немного согреть. Все сверкало так, что слезились глаза.

Сделав первый шаг, Эгирин замер. Под ногами раздался хруст. Подмерзшие листья запели разными голосами, таинственно и даже немного пугающе.

– Кажется, я влюбился в этот чудесный мир! – воскликнул он и с удивлением увидел, что изо рта вылетают клубы пара.

– Погоди, вот задует вьюга, насыплет тебе за шиворот снега, сразу разлюбишь, – зябко поежился Стефан, вышедший последним.

Подняв воротник куртки, он хлопал себя по плечам, чтобы согреться. Вся эта красота не вызвала у него никакого умиления. Ранние заморозки совсем не на руку тому, кому нужно дойти до портала, а затем еще успеть вернуться домой. Но Стефан знал, что ранней осенью погода очень капризна. Может напугать ледяной изморозью, а может согреть так, что покажется, будто вернулось лето.

Вот и сейчас уже ярко светило солнце, освободившееся от туч и мороси. Путники соорудили костер и, вскипятив воду, с наслаждением грели руки о пузатые кружки с чаем и подставляли лицо солнечным лучам.

– По-моему, мы уже недалеко, – сказала Луна. – Насколько я помню, пройдя этот лес, мы попадем в горы.

Девушка встала и начала быстро собираться, спотыкаясь о волков, крутившихся под ногами. Вытащив из рюкзака компас, она радостно воскликнула:

– Я права! Нам туда, и этот лес последний на нашем пути. Мы будем подниматься все выше и выше, пока не окажемся на скале, с которой открывается вид на озеро. А там я спущу Эгирина при помощи ветра.

– А нельзя ли обойти эту скалу? Вдруг вы разобьетесь, – проворчал Стефан, побаивавшийся всяких магических штучек.

– Это отнимет у нас целый день, – объяснила Луна. – Ты не переживай, ничего с нами не случится. Я и тебя могу поднять в воздух, если хочешь. Или ты боишься? – Луна прищурилась и хитро взглянула на помрачневшего Стефана.

– Кто боится? Я? – возмутился он. – Какого-то полета? Пройдя с вами столько километров, убежав от урагана и проведя ночь в пещере с волками? Да ни за что!

Говоря это, он побледнел, но тут же сделал подчеркнуто мужественное лицо. Это напомнило Луне Фиччика, и она расхохоталась.

– Все веселится она, понимаешь, – проворчал Стефан, собирая рюкзак.

– Пора в путь, – сухо сказал Эгирин, которому очень не нравилось их веселье.

Луна подняла свой рюкзак.

– Я уже давно готова! Жду вас тут, жду!

И вновь расхохоталась. В день рождения можно и повеселиться, особенно когда знаешь, что скоро будет совсем не до смеха.

Луна побежала вперед, волки весело бросились следом. Они снова решили проводить ее до скалы. Стефан и Эгирин, как зачарованные, смотрели на девушку, бегущую с волками. Сейчас она походила на настоящую лесную фею.

– Вот где настоящая магия, – пробормотал Стефан и двинулся за Луной.

Эгирин нагнал друзей уже на опушке.

Когда они вошли в лес, Эгирин замер. Он любил красоту драгомирской природы. Но в Драгомире не было времен года. А здесь ранняя осень, словно торопясь показаться гостю во всей красе, полыхала многоцветием багряно-красных, оранжевых, нежно-желтых, зеленых оттенков. Горели гроздья рябины, золотились желуди в трогательных шапочках, щетинились колючками зеленые ежики каштанов. Небо было таким пронзительно-синим, каким бывает только осенью. Ни облачка, только бескрайняя завораживающая синева.

– Это самое прекрасное, что я видел в жизни, – благоговейно произнес Эгирин и глубоко вдохнул острый запах осени, в котором смешались пряные ароматы травы, деревьев и