Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память - Юрий Невский

бородатое лицо какого-то человека

на составленном «портрете» из рисунков дочери. И на снимке мозга! Невероятно… Они совпадали. «Лицо». Взгляд пронзает до самой селезенки. Нет, с этими экспериментами можно черт-те куда зайти.

Так, внимание! Он заметил какую-то фигуру: обстановка на втором этаже дома изменилась. К строительным помостьям подошел человек и, склонившись к ним, что-то вертел в руках, разглядывал…

Несомненно, боевик… смуглолицый, крепкого телосложения. Возраст определить трудно. От его лица, от глубоко прочерченных складок, от крыльев носа с горбинкой повеяло морозным воздухом, врывающимся в легкие; по насту скул скользил розовый отблеск заката; изменчивые тени пересекали синеву подбородка; мерцающий лунный свет обагрил часть щеки и ухо. Его кожаная куртка в белесых пятнах, на голове намотано… что-то вроде красной тряпки… или тюрбан, может быть? Воротник куртки, плечо – залиты чем-то влажно поблескивающим, почти черным.

Рассматривая странную фигуру при сильнейшем увеличении, снайпер словно чувствовал, как этот человек шевелит пальцами, возясь с неким… пультом? передатчиком? мобильным телефоном? Или это какое-то взрывное техническое устройство? Эта возня была похожа на шевеление щупальцев какого-то мерзкого насекомого, изучаемого под микроскопом.

И вдруг ему послышалось… здесь, на крыше… он вспомнил… Чавкала грязь. С веток со звоном стекали дождевые струи. Ветер проносил мимо шорох и трепет крыл. Режущая кромка воздуха рассекала легкие. И кто-то огромный – неведомый горный исполин, чью седую главу можно было лишь угадывать как что-то гнетущее, скрытое в серой папахе дождевых туч, – забрал его сердце, заморозил в ладонях ледников.

Когда-то в свою оптику он уже изучил того, кого увидел сейчас, вновь перед собой – и опять в зеленоватом светящемся ореоле окуляров. Правда, тогда «объект» выглядел по-другому. Борода до глаз, пятнистая панама, боевое снаряжение. Но этот прищуренный, словно постоянно прицеливающийся взгляд… И разворот плеч, и характерные жесты! Карматханов. Сомнений быть не могло. Но откуда он здесь? Ведь сгинул, исчез там, в горах. Нет! Вот же он, черт полосатый! Исполосован вертикалями и горизонталями прицельной сетки. А надо было тогда, в горах, продырявить ему башку. Но приказ отменили. Жаль, конечно.

Поступило новое сообщение: к дому приближается еще одна машина… Две машины! Подъехала белая «Хонда», а следом за ней – рыча и пробуксовывая, разворачивалась замызганная грузовая «Газель» с тентом. Из легковушки вышли двое. Те арабы, на которых объявлена охота? Один невысокий и достаточно полный, эдакий толстяк-коротышка. Другой – худой и длинный верзила.

Из кабины «Газели» выпрыгнули двое крепких парней: черные бейсболки на бритых головах, широкие плечи обтягивает лоснящаяся кожа курток. Откинули тент, стали выгружать и заносить в дом коричневые, достаточно тяжелые, как видно, коробки. Брали по одной – и очень осторожно. Однако не елочные игрушки, похоже, они сюда привезли. Арабы, отдав распоряжения, скрылись в доме. Вскоре поднялись наверх и подошли к Карматханову. О чем-то говорили с ним. И он, резко жестикулируя, видно, спорил с ними.

От быстро меняющихся цифр таймера в нижней части изображения, снайпер ощущал смутное беспокойство. Точное время, бегут секунды. Скоро конец рабочего дня. А когда он освободится? Ведь так может опоздать в школу! Эх, Надя, Надя…

Да вот, кстати, и она.

Сидит на стуле и мечтает, конечно. Нет бы английский подучить. Или другие предметы. Совсем от рук отбилась. А вымахала! Куртка какая-то, обдергайка на рыбьем меху. Молодежная мода. Сама бледная. Ну конечно, нагрузки. Сложная программа. Поучись-ка тут. Подростковый возраст. Снайпер задумался

но ведь он видит перед собой свою дочь

откуда она ТАМ?

Он ощутил уходящую от него артерию: тянущуюся, привязывающую его к этому окну. Серый шуршащий поток перетекал по артерии, заполнял простором, посвистом ветра, тенью проносящейся птицы… Биение горного сердца отдавалось в ушах. И он не был посторонним, он был посвящен. Снег падал на лицо. Световые точки кружились перед глазами. Да, тогда в командировке, в горах, он сильно испортил нервы. И в клинике кололи невесть что. К тому же сказывается возраст. Стали подводить глаза.

Но глубинная бомба невообразимой тревоги взорвалась в нем. Расходились ледяные волны ужаса. Сигнал SOS обезумевшего радиста на гибнущей подлодке. В этом помещении трое. Их должно быть трое и никак иначе. «Человек, похожий на Карматханова». Араб-верзила. И араб-коротышка. А те двое внизу продолжают таскать коробки

четверо

он же видел перед собой четверых! Снайпер довел четкость изображения до максимума. Но это смещение реальности. Фантомный образ. Ошибка в системе. Надя. Его дочь там, в зеленоватом свечении экрана. В этом чертовом шалмане.

[Алексей Калинник]

Под ним проплывал фанерный, заляпанный известью плот. Кружилась пластиковая бутылка. Змеился шарф. Свивалась кольцами разноцветная тесьма-поводок с повторяющимся логотипом фирмы. Раскинув онемевшие руки и ноги, цепляясь сведенными до судорог пальцами и словно приклеившись взмокшей от ледяного пота спиной (слава богу, приклеившись! к потолку!) – Алексей боялся глянуть вниз, на пол. Подступала тошнота, головокружение. Сейчас сорвется, рухнет, разлетится на осколки! Но перевернутое пространство понемногу образумилось, все встало на свои места. Какой потолок? Он валяется здесь…

И вот японская тесьма, ключ на ней. Клипса разомкнулась, не выдержала резкого рывка. Королевский ключ. А где Надя, что с ней? Помнилось, она вытирала его лицо мокрым платком. Потом раздались удары страшной силы, раз за разом. Надин крик. А потом его затянуло во что-то черное, безмолвное, удушающее. Сколько это продолжалось?

Калинник с трудом приподнял голову, огляделся. Тесная каморка. Железная дверь. Распределительный шкаф на стене, дверца распахнута. Доносилось рычание мотора. Невыносимо жгло набрякшую скулу, щеку, ухо. Как все это произошло? Они шли сюда, к этому дому… И потом… Все из-за этого Старика Хоттабыча!

Нарисовали букву, сфотографировали ее. Надя пошла вперед, завернула за угол. Он остановился, просматривал получившиеся кадры. И этот мухомор… вырос как из-под земли… Заскрежетали заржавленные шарниры. Обернулся – перед ним стоит старичок. Черный, скрюченный, волосы и борода разлохмачены. Сам трясется. Настоящий ветеран канадского хард-рока. Голос такой же заржавленный, как скрежет массивной, открывшейся, словно по волшебству, двери

ты малый проводи-ка меня

вас? проводить?

Алексей замер, прирос к месту от неожиданности.

– Ну, проводи… проводи…

Как? Куда проводить?!

– К птиц-кам… на неб-це… – недобро протянул старик. Через согнутую руку у него были переброшены стебли мертвых цветов. – А на-ка вот… цветочки… Засохли все. Увяли. – Он раздирал поникшие цветочные головы. – Но это бла-а-лепие-е… С могилки-то… Возьми, будешь к больному месту прикладывать. В чай заваришь.