Душа Бога. Том 1 - Ник Перумов

«Стой!» – крикнул он девочке, хоть и знал, что она не услышит.

Она шла прямо туда, прямо в пасть.

Шла твёрдо, бесстрашно, как…

Как истинная валькирия.

…Он видел, как девочка подошла к поставленной на столпы домовине, как распахнулась дверца и как вырвался оттуда клубок тьмы, жадный и ненасытный.

Да, именно с такими и надлежало биться в день Рагнарёка.

Но ей – ей с таким не справиться.

И, когда она ударила – смешным и коротким своим ножиком, – он ударил вместе с ней, и не чем-то, но великим копьём Гунгнир, тем самым, что сломалось на Боргильдовом поле.

Он ударил, и острие пронзило мрак, вспыхнуло ослепительным лучом заходящего солнца над суровым северными морем.

Тихий смешок.

Но одного удара было мало. И тогда Старый Хрофт швырнул Гунгнир прямо под ноги девочке, потому что за миг до того она наконец подняла глаза, и он столкнулся с ней взглядом.

Дочка. Звездноокая валькирия, кому гнать крылатых коней, провожая в Валгаллу павших героев, подавать им первый рог пенного эля.

Рандгрид, Разбивающая Щиты.

Она подхватила Гунгнир, обернувшийся простой острогой, метнула – хорошо метнула, верно, пригвоздив чудовище к земле, – и на порожке домовины появилась старуха в белой смертной рубахе.

«Ты!»

Тихий смешок.

«Уж не думал ли ты, Ас Воронов, что день Рагнарёка обойдётся без меня? Мой повелитель вновь призвал меня, сослужить последнюю службу… А что, меня ещё можно узнать?»

«Я узнаю тебя в любом обличье, Гулльвейг, Мать Лжи. Чего тебе надо от моей дочери?!»

«То же, что и повелителям Третьей Силы от тебя, Отец Дружин. От начала и до самого конца – все должны исполнять их великий план. Но не мешай мне, Ас Воронов, у тебя свой бой, а у твоей дочери – свой. Не бойся, раньше, чем пробьёт час всеобщего рока, с ней не случится ничего плохого».

«Оставь её, Гулльвейг! Выпусти!..»

«Мы все здесь пленники на вечные времена, владыка Асгарда. Как и я. Повелитель мой не знает жалости».

«На вечные времена?! Но это же Последняя Битва!»

«Она тоже может длиться вечность, Ас Воронов».

…Рандгрид деловито повесила на плечо котомку. И скрылась.

…А вокруг – ничего, кроме боли и пламени. И чёрные бесформенные кости, принадлежавшие лже-Сурту, сейчас, рассыпавшись, сделались словно бы каждая отдельным, особым воином.

Поплыла реальность, смешались в ней причудливо сущее и не-сущее; Старый Хрофт чувствовал, как его тянут через огонь, как хрипит и рычит сквозь зубы Фенрир, вцепившийся ему в одеяние.

Пламя пожирало всё вокруг, и нет уже ничего, кроме их двоих – Древнего Бога и волка, а вокруг – только чёрное, обугленное пространство, заваленное мёртвыми телами; змеелюди и их крылатые враги один на другом.

Пробитые насквозь пиками тела, размозжённые черепа, перерубленные шеи…

Но что это – вот шевельнулся один погибший, другой, потянулись к оружию покрытые холодной кровью руки, словно души, не в силах отыскать дорогу к иной жизни, поневоле возвращались к прежним обиталищам.

И вновь трепетали нежные стрекозиные крылья, вновь разили копья, поднимались дубины, натягивались самострелы; бой продолжался, и вновь, вновь текла от него сила. Текла, но – куда?..

Тяжело дыша, замер Фенрир. Огонь угас, распались чёрными углями кости великана, притворявшегося Суртом; бесследно исчез его огненный меч; и Отец Дружин без сил, едва живой, лежит на жёстком, дотла выгоревшем пепелище, ставшем твёрже старых северных гранитов.

– Вставай, дядя, – и волк, совершенно по-собачьи, лизнул в лицо владыку Асгарда. – Идём дальше.

– Куда?.. – прохрипел Древний Бог.

– Искать, где мы сможем умереть с честью и славой, – совершенно серьёзно ответил сын Локи. – Что ещё можно сделать в день Рагнарёка?..

– Хорошо сказано, племянник. Но ещё лучше умереть с честью, со славой, но и захватить с собой всех врагов.

– А кого же мы захватили сейчас? – осведомился волк.

– Это то, с чем нам надо расстаться. Сурт, огненный великан, в пророчестве вёльвы должен был причинить нам великий урон; но мы с тобой его одолели. Сломали прорицание. Выпустили на свободу им скованную силу. И теперь идём дальше. Кого встретим – того встретим.

– А эти змееноги?

– Пусть сражаются. Это не настоящий враг, сам видел, племянник, – им нет смерти. Настоящий враг ещё впереди.

…Никто из змеечуд не последовал за ними. Древний Бог и великий Волк сделали всего несколько шагов, и туман сомкнулся за их спинами.

Император

Когда всё началось, он даже и не понял. Туман, туман, и больше ничего.

Но за ним стоял строй его Первого Легиона, и владыка Мельина не задавался вопросом, как они сюда попали и что тут делают.

Он вглядывался в бородатые лица, видел, как вспыхивал в глазах огонёк узнавания, как люди словно бы просыпались, точно они доселе маршировали, строились, вооружались в глубоком сне; или же напрочь об этом всём позабыв.

Но это были они! Они! Его ветераны!.. Когда-то он знал почти всех в лицо. Но почему же сейчас они узнавали его – а он не узнавал их?

А они – живые воины, его солдаты, – они лишь ухмылялись, озираясь, мол, ну, и занесло ж нас, братья, да ничего, где наша не пропадала, повелитель с нами, сейчас укажет, что делать!..

Загорелые, суровые лица; здесь никто не боится схватки.

А туман меж тем всё течёт и течёт; и уже скрылась мужественная воительница Райна; не видно и гнома с потешной его ратью зеленокожих карликов. Мгла разделила воинство Великого Духа, отряды сделались каждый сам по себе.

Тоже мне, подумал Император. Где общие военачальники, где план сражения, кто впереди, где главные силы, кто в боевом запасе?

– К мечу! – обернулся он к рядам щитоносцев, и центурионы мигом повторили команду:

– Слово Императора! К мечу! К мечу! К мечу!..

Оно неслось от края и до края строя, бойцы подобрались, лязгнула сталь.

– Марш!

Шагнули слитно, дружно, как умели только Серебряные Латы.

Конечно, не так надлежало наступать лучшему легиону Империи. Где легковооружённые лучники и пращники, где разведка, где всадники, прикрывающие фланги когорт и центурий?

Ничего нет, но Серебряные Латы сражаются так и там, где их нагнала битва. Не всегда удаётся избрать лучшую позицию.

Они идут вперёд слепо, потому что верят своему Императору. Человеку в доспехах с вычеканенным Царственным Змеем, василиском, на груди.

Владыка Мельина замедлил шаг, поравнялся с центурионом.