Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия - Игорь Оболенский

Дружбой с Виталием Яковлевичем дорожили. Костями Вульфа бывали Марина Неелова, Алла Демидова, часто приходили выдающийся хореограф Юрий Григорович и его жена, балерина Наталья Бессмертнова.

Как-то в доме сломался лифт. Я как раз уходил от Вульфа, когда мне навстречу по лестнице на пятый этаж медленно поднималась чета Григорович и Бессмертнова. Виталий Яковлевич умел дружить. Когда кому-то из его близких было плохо, он немедленно подставлял свое плечо. После смерти Бессмертновой он не отходил от Григоровича, и его следующая программа была посвящена именно великой балерине.

Воистину: мы начинаем по-настоящему ценить человека, лишь когда его уже нет. Мы часто виделись с Вульфом, о многом говорили. Но только сейчас я понял, что самых главных вопросов ему так и не задал. Да и записать воспоминания Виталия Яковлевича удосужился всего один раз, накануне его юбилея.

Помню, как резанула его фраза: «Я реально смотрю на вещи. Переворачиваю последнюю главу своей жизни. Кто знает, сколько я еще проживу. А жизнь сама почему-то оказалась трудной».

В тот раз хозяин дома, усадив меня на диван красного дерева, где обычно располагались гости, а сам заняв свое любимое кресло, принялся говорить.

— Я искренне никогда не думал о возрасте. Когда мне исполнилось 60 лет, я думал: «Как 60? Кому? Мне?» Это был последний юбилей, который я отмечал. Хотя мои дни рождения всегда любили.

На старой квартире в Волковом переулке (одна комната была 14 метров, другая 8) собирались большие компании. Кто там только не бывал — Олег Ефремов, Василий Катанян, Александр Годунов, Юрий Григорович, масса известных и неизвестных людей.

А сейчас у меня нет никакого желания отмечать юбилей. Что это за праздник? Я бы много дал, чтобы все об этой дате забыли. Уеду в Париж, буду в свой день рождения в городе, который обожаю.

Знаешь, на самом деле жизнь была очень непростой.

И когда я иногда, очень редко, правда, вспоминаю что-то неприятное. Я вообще-то себе не позволяю погружаться в депрессию. Как только чувствую ее приближение, беру книжку и забываю о грустном. Я научился избавляться от негативных эмоций. Я их отрезаю.

Период работы на Первом канале был не таким легким.

Я понимал, что не очень интересую руководство. Да и получал мало. Нельзя себя, разумеется, сравнивать с массой людей, но на ТВ все-таки другие деньги. Но главное — я перестал получать удовольствие от работы. Понял, что это мало кому нужно. Одна программа в месяц — это ноль.

На Втором канале, где я работаю сегодня, мой «Серебряный шар» выходит семь раз в месяц — две премьеры и пять повторов. Здесь другая атмосфера, другое отношение, и я это чувствую. Очень благодарен за это Олегу Добродееву.

Я реально смотрю на вещи. Переворачиваю последнюю главу своей жизни. Кто знает, сколько еще проживу. А жизнь сама почему-то оказалась трудной.

Я был человеком очень доверчивым, очень наивным, легкомысленным. Всегда много читал, всегда тянулся к театру. Любил его. Сейчас этого нет, я охладел к нему. У меня свободный вечер, а мне не хочется в театр. Он стал другим. С его авангардом, кривлянием режиссеров. Понятно, что жизнь меняется, все идет вперед. Но меняется она, к сожалению, не в сторону развития и углубления культуры, а в сторону антикультуры. Все ведь поглотила попса.

Я очень отчетливо помню все, что пришлось пережить лично мне. Хотя родословную свою знаю плохо. Бабушка и дедушка были состоятельными людьми, но они погибли до революции, поэтому я об этом знаю только по рассказам родителей.

Папа, известный юрист, приехал в 1924 году в командировку в Баку. Однажды, прогуливаясь по городу, он помог молоденькой девушке поднять сумочку. Этой девушкой стала моя мама. Через неделю они поженились. Поначалу отец категорически не хотел иметь детей. Но после моего рождения, по словам мамы, смыслом его жизни стал я. Все мои желания безоговорочно исполнялись. Единственное, на чем настоял папа, — чтобы я получил не театральное, как я хотел, а серьезное, то есть юридическое, образование.

Я окончил юридический факультет МГУ в очень тяжелое время, еще был жив Сталин. В Москве у меня не было никаких шансов устроиться на работу. И я уехал в Баку, где жили родители. Но и там тоже не было работы по специальности. Пришлось поступить учителем в школу. Два года преподавал логику в двух школах, 47-й и 134-й.

И каждый год ездил в Москву сдавать экзамены в аспирантуру во Всесоюзный институт юридических наук. В 55 году я получил три пятерки. Папа был еще жив, он меня баловал очень. Я же был единственным ребенком. И вдруг мне сообщают, что меня не приняли. Я сохранил эту справку. «Выдана Виталию Вульфу в том, что он вступительные экзамены сдал на „отлично”. Администрация не считает возможным зачислить его в аспирантуру». Для меня это было первое проявление антисемитизма. Других мотивов не принять меня не было.

Я снова вернулся в Баку. Папа не выдержал этого, он переживал за меня и понимал, что преподавание в школе — это не то, чем должен заниматься его сын. Папа умер 25 января 1956 года. Это был первый удар молотком по мне. Я вдруг понял, что мне надо вести дом, содержать маму, теток.

Ровно через неделю после смерти отца меня приняли в бакинскую адвокатуру. Лет пять я там проработал. У меня даже дела какие-то остались.

От природы у меня был единственный дар — устная речь. Я имел огромную практику, ко мне стояли очереди. Я принимал дома, в папином кабинете. Стал зарабатывать очень много денег. И это вызывало в адвокатуре удивление: молодой парень, Буратино такой, и вдруг стал столь популярен. А мама понимала, что мне все равно надо ехать в Москву. Через год она заставила меня снова поехать сдавать экзамены. В 57 году я в четвертый раз приехал в Москву. И меня приняли. Но теперь я мог учиться только в заочной аспирантуре.

Москва после смерти Сталина была уже другой. Чувствовалось хрущевское послабление. Я вообще считаю, что Хрущев — недооцененная фигура. Первый человек, разрушивший стену сталинизма. Несмотря на все свои политические грехи, которые у него были.

Будучи аспирантом, я не мог позволить себе остаться в Москве. В Баку жили мама, тетка — папина сестра, уже была моя личная жизнь. И тогда я стал зарабатывать, откладывать деньги и на три месяца уезжал в Москву.

Здесь и решилась моя судьба. Важным человеком в моей жизни стала Мария Ивановна Бабанова, великая русская актриса. Я не пропускал ни одного ее спектакля, бывал у нее дома.

А впервые увидел ее при довольно забавных обстоятельствах. Как-то с приятелем мы проходили мимо Московского театра Драмы, так раньше назывался театр имени Маяковского. И увидели на афише название спектакля, который давали в тот вечер. Шла «Таня» Арбузова. Мы подумали, что это будет спектакль о Зое Космодемьянской. Купили билет. И вот на сцене появилась уже немолодая женщина с удивительным, неземным голосом. Ни о какой Зое речи не шло. Но я уже и забыл об этом. Смотрел на Бабанову и. Никогда больше в театре я так не плакал.

Приезжая в Москву, я снимал комнату в доме на Погодинской улице, в квартире большого режиссера МХАТа Бориса Вершилова. Его уже не было в живых, были живы его вдова и две дочери. Вершилов был учителем Татьяны Дорониной. В его доме я впервые услышал ее имя, там к ней относились, как к богине.