Он тебя проспорил - Лана Пиратова

Но все только начинается. Новый виток борьбы. Борьбы за свою жизнь. За имя. И за свободу…

Почему? Почему я?

Ведь это же наверняка кто-то подстроил. Я почему-то уверена в этом.

Документы принес Антон. А подписать их уговорил Дженаб.

Но нет. Мозг отказывается верить в связь между этими двумя событиями. Они не могла действовать сообща.

Уверена, тут какая-то ошибка и следствие обязательно разберется.

Пусть спросят у Антона и Дженаба. Да. Вот, о чем надо сказать адвокату. Пусть поговорит с ними.

Такая крупная компания не могла так действовать. Не могла так уклоняться. В таких размерах. Это же опасно для бизнеса. А они дорожат своей репутацией.

Да, это ошибка. Успокаиваю я себя и пытаюсь заснуть. Мои соседки по камере давно спят. Лунный свет сеткой падает на пол, напоминая о том, что на окне решетка.

Это реальность. Медленно погружаюсь в сон. Мысли все оставляет меня. Наконец.

Облегченно вздыхаю.

И тут тело прожигает резкая боль. Спазм.

Распахиваю глаза. И опять. Резкая сильная боль. Короткий удар. И опять спокойствие. А через несколько секунд еще. Сильнее. Острее.

Так, что я вскрикиваю, будя своих соседок.

Впервые за шесть лет я оказываюсь на Родине. Жаркий ветер обдувает лицо, когда я спускаюсь по трапу самолета. Меня встречает водитель. Сев в машину, сразу же прошу его ехать в больницу. К маме.

Меня привозят в клинику.

Прежде чем впустить в палату, врач предупреждает, что я не должен беспокоить маму. Ее состояние требует покоя. Я, конечно же, все понимаю.

Захожу в палату. Мама сразу же поворачивается на звук и слабо улыбается мне.

— Сынок, — произносит едва слышно и пытается приподняться на кровати.

— Мам, лежи, — подхожу к ней и кладу руку на плечо. — Все хорошо. Видишь, я прилетел.

— Не надо было, Арман, — улыбается она. — Ничего страшного.

— Что говорят врачи? Почему ты здесь?

— Не знаю. Говорят, что переутомление. Витамины обещали прокапать. Я же говорю, ничего страшного. Не переживай. Как твои дела? Что с Лизой? Как отец отреагировал?

Нет. Я не буду ее тревожить. Свои проблемы я буду решать сам. Поэтому отвечаю ей общими фразами. Но маму не проведешь.

— Арман, — говорит она, — тебе надо поговорить с родителями Шейназ. И с султаном. Ты не можешь просто спрятаться и отмолчаться. Султан может запретить тебе въезд в страну за ослушание. Да и с отцом надо наладить контакт.

Мой взгляд становится жестче. Как ни стараюсь, я не могу сдержаться. Даже при маме.

— Он хотел взять ее в жены! — говорю твердо.

— Он бы не сделал этого, — уверенно произносит мама. — У него другая невеста здесь ждет.

— Тогда зачем он все это делал, мам? Зачем? Разве он не видел?

Теряюсь в догадках. Мне просто необходима сейчас хоть чья-то поддержка. Я совсем один. Есть только мама.

Я даже не попрощался с Лисенком. Что она думает? Что ей сказали?

— Не знаю, сынок, — задумчиво отвечает мама. — Не знаю, зачем Дженаб все это затеял. Но он никогда ничего не делает просто так. Это я знаю точно. И, чтобы не случилось, он твой отец… Не забывай об этом… Он хочет счастья тебе…

Я успокаиваю ее пустыми обещаниями. Но в душе мне тяжело от того, что я, наверное, никогда не смогу простить отца. Слишком больно это все.

Выйдя из палаты, иду в кабинет врача. Мне необходима правда о состоянии мамы.

К счастью, там и правда ничего серьезного.

Еду домой. В резиденцию отца.

Я никогда не любил бывать там. Для меня и моих родных братьев и сестер отведен отдельный этаж. Наши комнаты, детей, рожденных от женщины чужой нации, не могут быть на одном этаже с детьми, полностью признанными.

Но я знаю, кто мне поможет в моих переговорах с султаном.

Один из моих братьев — Алек. Его мать — гражданка Омана.

Отец по законам моей страны может представить одного из сыновей в правительственный совет. Когда у нас еще были хорошие отношения с ним, он решил рекомендовать мою кандидатуру. Но для этого мне требовалось жениться на Шейназ.

Тогда я бы получал и жену, и пост.

Но я знаю, что Алек давно мечтал занять этот пост. И он даже обиделся на решение отца. Теперь его обида может сыграть мне на пользу.

Звоню ему и предлагаю встретиться где-нибудь, обсудить важный для него вопрос.

В ресторане сразу перехожу к делу, говоря, что готов уступить ему этот пост в правительственном совете. И отец не будет особо возражать, когда узнает причину, по которой я сделал это.

Уверен, он просто откажется от меня. На словах уж точно. Но это меня точно не останавливает.

Алек с интересом слушает меня. И только одно не дает ему покоя. Причина. Почему я так поступаю.

Но я не хочу рассказывать всем о своей тайне. Пусть это будет моя тайна. Моя и Лисенка.

Последующие дни я провожу в переговорах. С Алеком. С султаном. С родителями Шейназ.

Нелегко, но, вроде как, решение находится.

Для меня самое главное — чтобы мне не запретили въезд в страну. Ведь у меня здесь мама. Братья и сестры. Я должен иметь возможность приезжать к ним.

То, что жить я тут не буду, я уже знаю точно.

Я хочу вернуться к Лисенку. Пробовать жить с ней.

Ночами, лежа в своей комнате, я все сильнее понимаю, как мне плохо без нее. Без новостей о ней. Без ее голоса. И без ее пугливых глаз.

Мне хочется взять ее на руки. Прижать к себе. И просто сидеть так с ней. Даже не трахая. Не целуя.

Может, это и есть любовь? О которой так много говорят и о которой я ничего не знал до этого.

Мама говорит, что это она самая, раз я готов на такие поступки ради женщины. Ради одной единственной женщины.

Мне хочется поделиться этим новым чувством с Лисенком. Но как?

Ее номер до сих пор не отвечает. А потом вообще выдает сообщение, что абонент заблокирован. Отцу звонить бесполезно.

И я беспомощно жду разрешения всех вопросов, чтобы сразу же купить билет и улететь. К ней. Теперь уже навсегда.

В один из вечеров мои раздумья прерывает телефонный звонок. Звонит Марат.*

— Арман, — он сразу же переходит к делу, — Лизу арестовали.

Не верю в услышанное. Что за бред? За что?

— Что ты такое говоришь? Как арестовали?

— Я сам вот только узнал. Налоговые махинации, — отвечает Марат.