Легкий завтрак в тени Некрополя - Иржи Грошек

Когда Отон поручил своему соратнику передвинуть семнадцатую когорту поближе к Риму, тот еще ночью стал готовить отряд к выступлению и грузить на повозки оружие. «Да как же так?» – возмутились солдаты. Император, по общему мнению, совершил неслыханное дело! Он не поставил в известность каждого солдата о передислокации когорты. Возмутительно! Каждый солдат чувствовал свою исключительную важность в историческом процессе, а с ними обращались, как с (…, —), как с винтиками. И «свинтики» перебили всех своих солдатских начальников и отправились когортой в Рим к императору Отону, чтобы разобраться – «ты чего в самом деле?». У Отона, как сообщает Плутарх, в тот вечер обедали семьдесят сенаторов. Солдаты решили, что им представился счастливый случай – помочь императору и перерезать всех императорских врагов разом. Чтобы лишний раз за ними не бегать. Почему солдатам пришла в голову такая блестящая мысль – урок истории. Военные люди рассуждали прагматично: сегодня сенатор – друг императору, завтра сенатор – враг императору, а подвиг требуется сейчас! Не будем ждать до завтра – «защитим» своего императора немедленно! При приближении семнадцатой когорты во дворце Отона начался переполох. Все были уверены, что сейчас начнется массовый грабеж. Взоры сенаторов обратились на Отона, который оказался в затруднительном положении. Действительно, не такая уж редкость в римской истории, когда сенаторов вместе с детьми и женами резали на императорских ассамблеях. Но в данный момент Отон был к этому непричастен, ни сном ни духом, и сам задумчиво чесал затылок, соображая – с чего солдаты вдруг «сбрендили». Император потихоньку выпустил своих гостей через тайные двери, и тут же ворвались обезумевшие солдаты и потребовали у императора ответ – куда подевались его враги?!! Как пишет Плутарх, император Отон встал во весь рост на своем ложе и долго упрашивал солдат успокоиться. Говорят, даже разрыдался, бедняга. Далее Отон похвалил солдат за преданность и назначил каждому награду – по тысяче двести пятьдесят аттических драхм. Что и требовалось! Солдаты разошлись с чувством выполненного долга в глазах истории.

Дурной пример вдвойне заразителен для людей, предрасположенных к идиотизму. Славная семнадцатая когорта открыто похвалялась своими заслугами, а другим солдатам в Римской империи тоже хотелось пить, плясать и веселиться до безобразия. Да только число вакансий на «разлюли малину» было ограничено. И тогда иные солдаты выдвинули своего императора – Вителлия. Честно говоря и положа руку на сердце, не было других предпосылок для смены императора…

И вот однажды солдаты Отона и солдаты Вителлия, размахивая разноцветными знаменами, притащились на некое поле, изрезанное рвами, неподалеку от городка Бедриак. Место самое неподходящее для сражения, но именно здесь задумали солдаты решать – который из императоров лучше. По-настоящему смогли развернуться в боевом порядке только два легиона: «Хищник» – со стороны Вителлия и легион по прозванию «Заступник» – со стороны Отона. Все остальные рубились в сутолоке и беспорядке. В междоусобных войнах погибло наибольшее количество римского народа, поскольку в плен друг друга сограждане не брали. По Римскому праву, римского гражданина нельзя было обратить в рабство и продать. Брать в плен – совсем невыгодно. А по совести, междоусобная война – это сущее уродство. Оставшиеся в живых участники «битвы» при Бедриаке не могли припомнить собственных действий и маневров – из-за страшного беспорядка в этом сражении. Один консул, переживший междоусобицу, рассказывал, что после битвы он видел гору трупов в четыре человеческих роста высотой. Консул попытался разузнать – зачем, для какой надобности притащили в одно место такое количество мертвых тел и взгромоздили их одно на другое? Никто не мог ему этого объяснить, а самому понять подобное не так-то просто. Поскольку невозможно понять безумие, безумие можно только лицезреть. И постараться в нем не участвовать…

Собственно, император Отон так и поступил. Он решил устраниться от этого маразма, решил умереть с большей честью, нежели управлял государством. Отон уничтожил все бумаги, компрометирующие его сторонников как сторонников. Раздал сенаторам и солдатам оставшиеся у него деньги, лег спать и спал спокойно, а наутро велел рабу своему побродить некоторое время на глазах у солдат – «если не хочешь, чтобы они убили тебя, как собаку, подумав, будто умер я с твоей помощью». Как только раб покинул императорскую палатку, Отон поставил меч острием вверх и, держа оружие обеими руками, упал на него. Единожды только вскрикнул Отон от боли и скончался. Можно ли было ожидать такой мужественной смерти от повесы и весельчака Отона? Почему – нет?

Многие воины со слезами целовали мертвому Отону руки, величали его храбрым и мудрым мужем – смерть императора Отона потрясла всех. Многие лишали себя жизни возле погребального костра Отона, многие солдаты искупили свой идиотизм своею искренностью. Впрочем, мы римлянам не судьи, мы тоже искренни и эмоциональны в своих оценках. Эпитафией Отону послужат слова, сказанные Отоном: «Мальчик мой, завещаю тебе напоследок – не забудь, что я тоже был императором, но не слишком часто вспоминай об этом!»

Смутные времена. Вителлий: правил, если можно так сказать, Римской империей в течение одного года без девятнадцати дней.

Если яблоко падает недалеко от яблони, то Вителлий загнивал в отца. Папенька его отличался умением беззастенчиво льстить – искренне и самоотверженно. Безумного Гая Калигулу папенька Вителлия первым признал как бога. Закутал голову в одеяло, чтобы «не ослепнуть», глядя на «божество», приблизился и распростерся перед Калигулой на полу ниц. Вероятно, Гай хихикал до икоты, но «шуточка» с одеялом ему понравилась. У Мессалины папенька Вителлия выпросил дозволения разуть свою императрицу. Валерия и сама была не промах повеселиться, а тут – толстенький подлиза ползает у нее под ногами и прямо провоцирует на всяческие сексуальные отклонения. То в пятку чмокнет, то пальчик облобызает. Как только сдержалась Валерия, чтобы не сесть на папеньку Вителлия верхом или не выкинуть что-нибудь похлеще? Уму непостижимо, что приходится терпеть женщинам! Вы думаете, папенька Вителлия на этом успокоился? Нет, нет и нет! Он снял с Мессалины правую сандалию и впредь носил сандалию на груди, то и дело целуя. Одно это способно распалить любую гражданку любой империи до невозможности, вот Мессалина и тронулась… А папенька Вителлия – ничуть… Умер от паралича, а не от бесстыдства. Сенат почтил пройдоху статуей за государственный счет, с подписью: «Неколебимо верен императору». Надо было бы приписать – «любому императору».

Авл Вителлий, сын пройдохи, дослужился до императора в возрасте пятидесяти семи лет. Спина, конечно, сгибалась у него хуже, чем у папашки, да случай помог, да разные казусы смутного времени. Детство и юность свою Авл Вителлий провел на острове Капри. Среди развратных любимчиков императора Тиберия, которые совокуплялись пред глазами императора Тиберия группами и цепочками. В последующие годы мастерство Авла Вителлия росло. Он был близок императору Калигуле за показательную любовь к скачкам, близок императору Клавдию за отчаянную любовь к азартным играм, близок императору Нерону – за все, что мог Нерон с ним себе позволить. Таким образом Авл Вителлий снискал милость трех правителей и удостоился множества почетных должностей. Вылитый папенька. Должности свои Вителлий отправлял добросовестно. Он похищал из храмов приношения граждан. Лишь только взглянет Вителлий на серебряные украшения в храме – как превращаются они в оловянные, а только коснется взором – и блекнет золото, и превращается золото в медь. Химик.