Бой бес правил - Антон Мякшин

— Это не я! — на всякий случай отбился я от всяких подозрений. — Это так оно и было.

— Герр Шульц! — взвизгнул монстр и снова потянулся схватить меня за грудки.

Адово пекло, да оно меня все-таки убьет! В какую страшную дыру запихнул меня Филимон. Спасти шарманщика! Меня бы кто спас!

— Помогите! — что было сил заорал я.

Чудовище отступило. Получив небольшую передышку, я отполз в угол, намереваясь ускользнуть в ближайшую дверь, как только страшилище повернется ко мне спиной. Монстр, продолжая инспектировать железные останки, съехал с возмущенного тона на плаксивый, и тогда я, оклемавшись немного, разглядел, что, во-первых, напавшая на меня громадина является, скорее всего, представителем гуманоидной расы, и, во-вторых, кажется, самкой, что подтверждалось наличием монументального, как Мавзолей, зада, густого слоя грубой косметики на передней части черепной коробки, пары арбузоподобных выпуклостей в середине широченной грудной клетки, фатой и белым подвенечным платьем, эти самые выпуклости обтягивающим. Следующим моим открытием было то, что я мог понимать речь своей визави. Ну на то я и бес, чтобы понимать речь любого разумного существа, просто сначала — вследствие двойного физического и многократных моральных потрясений — не вник в особенности местного диалекта. Вроде бы она говорила на одном из давным-давно не используемых северогерманских наречий, так что, даже понимая значения слов, поначалу довольно трудно было уловить общий смысл высказывания.

— Герр Шульц есть стыдно, да-да! — комкая в руках металлические лоскуты, словно какой-нибудь ситцевый платочек, твердила она. — Гельда приходить, а герр Шульц порвать одежды для торжеств!

— Гельда — это вы? — догадался я, втайне радуясь тому, что, кажется, удалось наладить диалог и, следовательно, насильственная гибель моя отодвигается на неопределенный срок. — А герр Шульц, бедняга такой, вероятно, ваш супруг?

— Герр Шульц есть несносный мальчишка, а не есть славный рыцарь, да! Да!

— Пожалуйста, помедленнее и не так громко. Так кто кого съел: ваш муж мальчишку или наоборот?

Гельда всплеснула руками — железяки с грохотом посыпались на каменный пол, — шагнула ко мне и вдруг облапила меня так крепко, что явственно услышал хруст собственных ребер.

— Герр Шульц есть несносный шутник!

— И корову, и быка, и несносного шутника… всех съел… — прохрипел я, безуспешно пытаясь разомкнуть объятия. — Отпустите, пожалуйста… А если герр Шульц войдет, он что подумает?

— Герр Шульц есть ты!

— И меня съест?!

— Герр Шульц есть мой милый муж…

— Какая редкостная сволочь этот герр Шульц! Он не пробовал лечиться от обжорства? Аи, да пустите, больно же! Пусти, говорю, горилла в юбке! Раздавишь!

Ручищи разомкнулись. Я рухнул на пол уже полузадушенным. На этот раз у меня не было сил даже для того, чтобы отползти в сторону. А чудовищная Гельда вдруг издала звук неисправного водопроводного крана и громоподобно разрыдалась. Никогда не думал, что выражение «водопад чувств» следует понимать буквально. Слезы брызнули из ее глаз напором, которому позавидовал бы пожарный насос. Один из факелов (честное слово, я не шучу!), попав под струю, мало того что потух, но еще и несколько покосился набок. В перерывах между рыданиями она, топая ногами, извергала гневные тирады, общий смысл которых до меня дошел не сразу, но уж когда дошел, я сам чуть не разрыдался.

По словам Гельды выходило примерно следующее: герр Шульц есть я (в том смысле, что я — это герр Шульц), помимо этого, герр Шульц есть милый муж Гельды, поскольку они только что вернулись из церкви, где их перед лицом Бога и граждан Бранденбурга признали супружеской парой; а праздник по поводу бракосочетания есть прямо сейчас, что не есть хорошо, потому что я (он же герр Шульц, он же милый муж, он же несносный мальчишка) порвал торжественные одежды и впервые предстал "перед своей женой почти полностью обнаженным, то есть без панциря, наплечников, шлема с забралом и прочей бряцающей упряжи, а в одних штанах, куртке, сапогах и шляпе.

— Но Гельда все равно любить герр Шульц! — утерев слезы, сообщила Гельда. — Все равно будет поцеловать!

Клянусь, я сопротивлялся! Я пробовал возражать (попробуйте возразить мчащемуся на вас локомотиву), я даже пытался постыдно сбежать, но был пойман за шиворот, скручен и подвергнут зубодробительной процедуре, которая в здешних краях почему-то именовалась поцелуем. После всего этого я был нежно уложен на сундук, поскольку стоять уже не мог.

— Гельда принести своему милому мужу новую торжественную одежду, — услышал я. — И пока запирать двери, чтобы герр Шульц чего-нибудь не натворил. Будем праздник и танцевать! Шарманщик петь «Ах, мой милый Августин…», а мы — танцевать!

В качестве затравки развеселившаяся Гельда взмахнула фатой и станцевала что-то подобное канкану (с потолка осыпалась пыль и мелкие камешки). Я застонал и зажмурился, предчувствуя прощальный поцелуй, но поцелуя не последовало. Грохнула дверь, и заскрежетал замок. Я вскочил с сундука, метнулся к одной двери: заперто. К другой — заперто. Все, выхода нет. Попался! Где-то недалеко гудели стены и раздавались мощные удары, — видимо, счастливая влюбленная, спеша за новым комплектом рыцарских доспехов, приплясывала на ходу.

Нет, господа-товарищи, мы так не договаривались! Да я лучше выдержу сражение с вооруженным до зубов Легионом Черного Барона, чем меня еще раз поцелуют. Порвал торжественные одежды! Это металлические-то латы! В понимании этого мастодонта легко укладывается тот факт, что железо можно рвать, словно какую-то холстину… Вот это мощная баба! Вот это силища! При мысли о неминуемо предстоящей первой брачной ночи у меня окаменел хвост. Вряд ли я проживу дольше двух минут, после того как моя новая супруга решит зайти дальше обыкновенных лобызаний.

В недрах сундукачто-то брякнуло. Я откинул крышку. На дне сундука в плену расплющенных доспехов, как рак-отшельник в скорлупе, трепыхался человек. Из покосившейся прорези забрала испуганно моргали круглые бледно-голубенькие глазки.

— Герр Шульц… — жалобно представился пленник.

— Я уже догадался! Выпрыгивай оттуда скорее, уклонист! С минуты на минуту твоя супруга заявится!

— Герр Шу-ульц… — умоляюще протянул молодожен.

— Ничего себе! А я-то здесь при чем? Почему я за тебя отдуваться должен? Ты женился, ты и терпи! Вы, между прочим, обвенчались только что…

Слезы потекли по искореженному забралу:

— Герр Шульц есть рыцарь знатного рода! Но есть бедный! Герр Шульц хотеть приданое… Гельда есть графиня и получить в приданое полграфства… Но герр Шульц не хотеть умирать в расцвете лет… Герр Шульцу даже целого графства не надо! Герр Шульц есть раздумать жениться… Герр Шульц хотеть домой…

— Ага, понял теперь, чем грозит брак по расчету?

Тут я задумался. А чего мне, собственно, беспокоиться? Грянет шумная свадьба. Приглашены окрестные герры и, конечно, шарманщик Опельгерцхайзен в качестве свадебного оркестра. Если Филимон перекинул меня именно в этот временно-пространственный период, значит, до того момента, как серафим-мечник испортит гулянку тем, что злорадно напялит шарманщику на голову его многострадальный инструмент, ждать осталось совсем недолго. А уж отмазаться от брачной ночи… Что-нибудь придумаю. В конце концов, супружество — это ведь не только секс, правильно? А прежде всего — единение душ. И пример Шахерезады будет меня вдохновлять…