Дурочка, или Как я стала матерью - Диана Чемберлен

– Чей это был дневник? – спросил Клэй.

– Элизабет. Вот он-то оказался настоящим сокровищем.

– Почему?

– Я начала читать его своей матери.

Они перенесли постель матери в их спальню, и Джина, устроившись возле кровати, зачитывала матери отрывки из дневника. Та лежала с закрытыми глазами, однако внимательно слушала.

– Из дневника мы узнали о том, что Элизабет была дочерью Калеба и Мери Пур. Она выросла здесь, в этом доме. Ну а я, получается, правнучка Мери Пур.

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Слышно было только, как за окном шумит океан. Джине даже показалось, что Клэй не понял, что она сказала, но тот вдруг отодвинулся от нее и сел на постели.

– Джина, – на его лбу прорезались глубокие морщины, – почему ты не сказала нам об этом раньше?

Было видно, что он сильно рассердился. Джина не ожидала такой реакции, но отнеслась к ней с пониманием.

– Я приехала сюда только для того, чтобы взглянуть на маяк, – попыталась она оправдаться. – Я не собиралась ни с кем знакомиться и уж тем более заводить друзей. Мне хотелось сохранить свою личную жизнь в тайне. Но со временем я начала доверять тебе. И ты стал мне небезразличен. А после того, как ты рассказал мне о Терри, я тоже захотела открыть тебе правду.

– Знаешь, очень странно, что ты решила умолчать об этой истории, – заметил Клэй. – Ты жила в этом доме, как будто он ничего для тебя не значит, принимала нашу помощь…

Клэй встал и надел шорты, после чего вновь сел на постель – подальше от Джины. Не нужно было рассказывать ему, подумала она. Или надо было сделать это раньше.

– Я вовсе не собиралась…

– Теперь я понимаю, почему эти линзы так важны для тебя. Они – часть твоего наследства. Но почему бы сразу не сказать об этом? Зачем придумывать эту сказку про специалиста по истории маяков? Ты же вовсе не историк, так?

– Да.

– Ты просто манипулировала мной и Лэйси. Зато отец тебя сразу раскусил. Жаль только, что я его не послушал.

Интересно, что сказал о ней Алек? По большому счету, впрочем, Джине не было до этого дела. Сейчас ее интересовало лишь то, что думал о ней Клэй.

– Я вовсе не манипулировала вами, – запротестовала она. – По крайней мере, не умышленно.

– С какой стати ты решила переспать со мной? – спросил Клэй. – Чтобы я убедил отца помочь тебе с подъемом линз?

– Нет, Клэй. – Джина схватила халат и выбралась из постели. – Это не так. Пожалуйста, ничего не говори отцу про линзы. Я пришла к тебе вовсе не из-за них.

– Тогда почему? – настаивал Клэй.

– Потому что я люблю тебя, – вырвалось у нее. – Я люблю тебя, – добавила она совсем тихо. – Прости, что причинила тебе боль. Я знаю, каково это, сама не раз страдала в прошлом.

Отвернувшись, Клэй смотрел в окно.

– Возвращайся к себе, – попросил он.

Джина не шевельнулась.

– Я понимаю, что совершила ошибку, не рассказав обо всем сразу. Мне очень жаль, что так получилось.

– Уходи, – повторил он. – Может, завтра я и захочу поговорить об этом. Но пока я слишком зол.

– Хорошо, – сказала она. – Но подумай обо всем. Может, ты просто пытаешься найти причину, чтобы не любить меня? Или ты думаешь чтить память Терри, отказавшись от собственной жизни?

Клэй даже не повернулся, и Джина подумала, что она зашла в своих намеках слишком далеко. Не дождавшись ответа, она вышла из комнаты и поспешила к себе в спальню.

Забравшись в постель, она какое-то время боролась со слезами. Гнев Клэя стал для нее неожиданностью, но он, конечно же, имел право на такую реакцию. Джина привыкла считать мужчин обманщиками, а тут вдруг в положении лгуньи оказалась она сама. Но что она могла поделать? Даже матери, самому близкому для нее человеку, она не смогла бы поведать о своих планах.

Тогда, перед смертью, мать просила Джину снова и снова читать ей дневник. Так она открывала для себя прошлое, которого никогда не знала. После ее смерти Джина убрала дневник подальше, поскольку в ее сознании он был накрепко связан с этими последними неделями в жизни матери. А она вовсе не жаждала напоминаний о том мучительном периоде.

Но два месяца назад Джина вновь взялась за дневник – пришла пора поглубже заглянуть в его тайны.

Четверг, 7 мая 1942 г.

Прошлая ночь стала лучшей в моей жизни. Забавно, что я говорю это на фоне всего того, что случилось со мной за последние недели. Тем не менее это действительно так. Как обычно, я тайком выбралась из дома и шагала по лесу, чтобы встретиться с Сэнди, как вдруг он появился прямо передо мной. Сэнди сказал, что на дежурстве сегодня Тедди Пирсон, а у него есть свой план на этот вечер. Он взял меня за руку, и мы зашагали в сторону залива. Очень скоро мы добрались до пирса, который расположен к западу от Реки Поцелуев. Там уже стояла маленькая моторная лодка, которую Сэнди одолжил у своего двоюродного брата. Надо сказать, в лодках я разбираюсь получше Сэнди, но не стала огорчать его: пусть думает, что умеет мастерски их водить! Несмотря на позднее время, было очень тепло, а на небе сияла полная луна. И даже медузы в море слегка светились. Сэнди это зрелище просто потрясло, ведь он никогда не видел раньше ничего подобного. И сама ночь стала от этого еще более загадочной.

Впервые за все время мы говорили с ним о будущем. Сэнди сказал, что хочет быть инженером-механиком и работать на кораблях. За эти недели он успел по-настоящему привязаться к морю и к Отмелям. Я этому только рада, ведь поначалу его все здесь раздражало. Как только закончится его служба в Береговой охране, сказал Сэнди, он собирается поступить в колледж. Еще он спросил, что я намерена делать после школы, и я заявила, что тоже хочу пойти в колледж. Хочу стать учительницей. Сэнди сказал, что мы могли бы поступить в одно учебное заведение, а затем пожениться и жить здесь, на Отмелях. Он действительно это сказал! От этих слов я просто поплыла – и не только потому, что была в лодке.

Еще мы говорили о детях. Мы оба хотим, чтобы у нас было трое детей. Мы с Сэнди – единственные дети у родителей, и нам не хочется, чтобы наши малыши тоже страдали от одиночества.

Потом Сэнди сказал, что намерен поговорить со мной о чем-то очень серьезном. Я даже представить себе не могла, что может быть серьезнее брака и детей, но сказала «ладно, давай поговорим». Сэнди признался, что его тревожит моя популярность у парней из Береговой охраны.

– Я старался не ревновать, – заявил он, – но мне совсем непонятно, почему ты так много общаешься с ними. Особенно с Ральфом, Джимми и Тедом. Я ни в чем тебя не обвиняю, но мне это неприятно.

Было видно, что он сильно задет моим поведением. Хотелось мне того или нет, но я знала, что должна рассказать ему обо всем.

– Я раскрою тебе настоящую причину, – ответила я, – если ты поклянешься, что не расскажешь об этом ни одной живой душе.