Утешный мир - Екатерина Мурашова

Вечером дочка спросила у него: папа, Артур есть хочет. Что мне ему дать? Он рявкнул на нее: где ваша чертова мать? Это ее дело!

Девочка заплакала и ушла. Ему стало стыдно. Он пошел к холодильнику, там были какие-то продукты (немного). Накормил сына, к дочери не пошел (не умел мириться), утешил себя: на ночь дура вернется.

Она, конечно, не вернулась. Утром разбудил сын: папа, а где мама? А мы в садик пойдем?

Он запаниковал. Вскочил, заметался. Дочь уже ушла в школу. Наскоро умылся, пригладил волосы, надел что-то из шкафа и тут сообразил, что не знает, где находится садик сына и как туда идти. Хорошо, мальчик сам знал дорогу. Воспитательница взглянула подозрительно, но ничего не сказала.

Вернулся домой, позвонил в Нижний Тагил. Теща ничего не знала (или притворялась), он ее обматерил, отвел душу. Позвонил своей матери, она холодно сказала: ты сам во всем виноват, я тебя предупреждала неоднократно, что нельзя так распускаться, она еще долго терпела, вот теперь и ищи ее, и расхлебывай все сам.

Посидел, понял, что не знает ее новых друзей, знакомых, ни одного контакта. Позвонил кому-то из старых подруг, из семейной телефонной книги, та, конечно, ничего не знала, закудахтала как курица, он бросил трубку.

Вечером заискивающе обратился к дочери: а где мама работает? Дочка ледяным тоном (с бабушкиными интонациями) назвала адрес магазина. Сходил туда. Там посмотрели подозрительно: а вы, собственно, ей кто? Я муж. Облили презрением (он едва сдержался), но все же сказали: уволилась по семейным обстоятельствам.

Пришел домой, напился. Утром опять будит сын. Стыдно так, что хочется вот просто сразу удавиться.

– Ты ел чего-нибудь?

– Меня в садике покормят. Но что мне надеть?

Где хранится детская одежда? Где вообще что?!!

Когда дочь пришла из школы, он спросил: что я вчера?

– Ничего, просто выпил свою бутылку и спать лег.

– Как же мы теперь будем? (Я, мужик, спрашиваю у двенадцатилетней девочки – позорище-то какое! – чуть не зарыдал от горечи и отвращения.)

– Да ничего, папа, сейчас все обсудим и выкрутимся как-нибудь. (Опять чуть не зарыдал – теперь уже от любви и благодарности.)

Наладилось довольно быстро, как ни странно. Артур еще спрашивал о матери, но Рита говорила: она уехала по делам, потом приедет, – и он сразу успокаивался. Новый, изменившийся папа (надо же, не лежит, не обращая ни на что внимания, а разговаривает с ним, играет, водит в садик, моет в ванной) занимал почти все свободное от садика время мальчика.

Рита помогала вести хозяйство, он поражался: помнил смешливую девочку с косичками, когда же она так выросла?!

Месяца через полтора позвонил старым друзьям, коллегам, честно признался: был на дне, всплываю, нужна работа. С десяток встреч было впустую (он уже готов был опять сорваться, но дети, особенно Артур, держали на плаву), потом вдруг вылез старый контакт, и образовалась зацепка в строительном бизнесе. Он знал, что из его нынешней позиции не приходится выбирать, и согласился на все условия. Сейчас его ситуация уже значительно лучше и стабильней.

Жену все это время вспоминал то с тоской, то с нежностью, то с ненавистью. Искал (безуспешно). Тысячу раз придумывал и все-таки не знал, что ей скажет, если увидит. Однажды она просто появилась на пороге, подошла и молча обняла мужа. Потом разделась, вымыла руки и достала из сумки вот этот дневник…

Теперь он гадает: что ж это было?

Разумеется, я подтвердила для него все сказанное в дневнике жены и озвучила самый благородный и самоотверженный вариант ее мотивов.

Но сама так и осталась в недоумении. Любовь, которая на своем пути сносит все преграды и успешно преодолевает все опасности? Или невероятно точный, холодный расчет? И имеет ли это значение, если все кончилось благополучно? Я не знаю. А что думаете вы, уважаемые читатели?

– Мне всегда хотелось, чтобы у меня был отец. Хоть какой-нибудь. Алкаш. Погибший рэкетир. Космонавт. Обаятельный мерзавец. Плюгавый интеллигент. Работяга. Я всех их примерял на себя в детстве и юности и понимал, что меня все бы устроило. Не знаю, почему так. Друзьям и сверстникам, у которых отцы были, я завидовал темно и мучительно и никогда ни разу никому в этой зависти не признался. Меня воспитали мама и бабушка. Я очень им благодарен, они замечательные люди.

Я выслушала этот исповедального характера монолог с некоторым недоумением. Передо мной сидел симпатичный, интеллигентного вида мужчина лет тридцати пяти – тридцати семи, ребенка с ним не было… Вряд ли я сейчас смогу помочь ему обрести отца, которого ему так не хватало в детстве.

– Простите, и?..

– Теперь у меня у самого есть сын. Ему три с половиной года. Я женился по залету и теперь не знаю, что мне делать. Я не могу, не умею и, кажется, не хочу быть отцом. У меня отцовская дисплазия…

– Отцовская дисплазия? – удивилась я оригинальной образности его речи. – Кто вы по специальности?

– Врач. Стоматолог. Вы можете мне помочь?

– Конечно, конечно, сейчас мы все обсудим, – сказала я, стараясь подбавить в голос успокаивающих ноток. В какой-то момент мне показалось, что он сейчас заплачет или сорвется в истерику. И, наверное, этот мужчина все-таки в норме не говорит короткими, практически из одного слова фразами.

Через пятнадцать минут я потерпела поражение на всех фронтах. Мой клиент не хотел учиться играть с ребенком. Он не хотел знать, как ребенок развивается, какие фазы проходит в своем развитии и какие задачи решает. Он категорически не желал ездить с ним на рыбалку и ходить в цирк.

– Вы любите свою жену, мать сына?

– Нет. Это был классический вариант во всем устраивавших меня отношений: мы были уже не слишком молоды и страстны, нам всегда было о чем поговорить, куда сходить, я очень неплохо зарабатываю и не склонен жадничать… Она видела это совершенно иначе, но ничего мне не говорила. Она знала, что у меня не было отца, и как-то в минуту откровенности или, скорее, слабости (такие минуты почему-то очень ценят женщины, я знал об этом давно, но раньше не понимал почему. Теперь понимаю. Это сугубо функционально) … В общем, я ей признался, как меня это расстраивало когда-то. Она перестала принимать таблетки и ждала до момента, когда делать аборт стало уже поздно. Сказала, что очень любит меня. Спросила: смогу ли я, сам страдавший, так поступить со своим ребенком? Я не смог. Теперь страдают три человека…

– Уходите, – сказала я.

– Вы меня выгоняете? – удивился он.

– Да нет, конечно. Я имею в виду, уходите из семьи. Ну не получилось, так не получилось. Вам все в тягость, а им, думаете, в радость? Ваша жена еще вполне может встретить человека, который ее действительно полюбит. И сын… знаете, мужчина, когда любит женщину, обычно очень легко принимает ее ребенка или детей и часто выстраивает с приемышами теплые, дружеские, длительные отношения, ни в чем не уступающие отношениям с детьми, родными по крови. Женщинам такое дается труднее. Так что у вашего сына еще есть шанс, а вы тут как столб стоите в своем героическом самопожертвовании и всем мешаете.