Генри и Джун - Анаис Нин

Он говорил так возбужденно, так убедительно. Я сидела, откинувшись на спинку стула, и молча плакала, понимая, что он прав. Я была раздавлена болью, я устала от борьбы, от накопившейся горечи, обиды и несчастий.

Уходила я от Адленди, как в тумане, и чуть не уснула в поезде.

Я пишу Генри:

Помнишь, я говорила тебе, что была настроена против Алленди и психоанализа? Он помог мне, научил логически мыслить, устранил хаос, создал для меня модель существования. Меня приводила в бешенство одна мысль, что я могу подходить под одну из «нескольких основных моделей», и главной моей целью стало разрушить эту модель. Я решила сделать это с помощью изобретательной лжи, разработав самый изощренный план в своей жизни. Я использовала все свои аналитические и логические способности, придумывая объяснения своим поступкам. Я ссылалась на тебя, не колеблясь, играла его чувствами, использовала малейшую возможность, чтобы драматизировать ситуацию, навести его на ложный след, все усложнить и запутать. Я лгала, и лгала гораздо искуснее и расчетливее, чем Джун, — используя всю силу своего ума. Хотелось бы мне сказать, как я это делала и зачем… И только нашу любовь я берегла. Это была битва двух умов, и я получала от нее огромное удовольствие. И знаешь что? Алленди победил нас, он раскрыл мой обман, он прорвался (не скажу, что легко) через все мои преграды и в конце концов сегодня снова доказал правильность этих чертовых «основных моделей», объясняющих поведение любого человека. И вот что я тебе еще скажу: я никогда не позволила бы Джун отправиться к нему: после этого она просто перестала бы существовать. Джун — один большой невроз. Объяснять ее было бы преступлением… Завтра я снова иду к Алленди, и мы начинаем новую драму, вернее, я ее начинаю — какой-нибудь ложью или пустой фразой. Попытки объяснить что-то всегда глубоко драматичны (вспомни наши разговоры о Джун!). Я не знаю, во что мне верить, я еще не решила, упрощает ли психоанализ существование или является самым тонким, незаметным и гениальным способом усилить драматизм жизни.

Мы с Алленди ведем страшную игру, такую же жестокую, какой была ваша жизнь с Джун. Когда понимаешь, что психоаналитик попался в собственную ловушку, начинаешь видеть драму во всем…

Мое письмо к Генри показывает, как я лгала ему, лгала по необходимости, в основном чтобы укрепить уверенность в себе.

Я провела ночь со своим любимым. Прошу его только об одном — чтобы он не возвращался в Америку с Джун. Это доказывает, как сильно он меня волнует. Генри, в свою очередь, заставляет меня поклясться: что бы ни случилось после возвращения Джун, я буду верить в него и его любовь. Мне очень трудно обещать, но Алленди научил меня верить, и я обещаю. Генри спрашивает меня:

— Если бы у меня были деньги и я попросил бы тебя уехать сейчас со мной навсегда, ты бы согласилась?

— Нет — из-за Хьюго и Джун. Я бы не смогла. Но если бы их не было, я уехала бы с тобой куда угодно, пусть даже совсем без денег.

Генри удивлен.

— Иногда мне казалось, что ты играешь со мной.

Но увидев выражение моего лица, он замолкает. Мы провели ночь, тихо и спокойно беседуя. В такие моменты чувственность мешает.

Алленди следит за моей жизнью. Он погрузил меня в спокойный полусон. Он хочет, чтобы меня убаюкало собственное счастье, чтобы я нашла покой в его любви. Ради Хьюго (он стал ревновать к Алленди) я перестану посещать Алленди — дней на десять-двенадцать. Это будет хорошей проверкой моей веры в себя. И приняв благородство, серьезные намерения, жертвенность Алленди, я сразу становлюсь покорной. Меня убивает, что он верит в мою любовь: ведь я чувствую, что это неправда. Мне больно из-за того, что я обманываю этого великого искреннего человека. Интересно, знает ли он, кого я действительно люблю, или я сумела обмануть его так же, как и всех остальных? В 1921 году, еще переписываясь с Эдуардо, я уже была влюблена в Хьюго. А Хьюго, если бы он знал, что в Гаване, когда мы обменивались любовными письмами, я была увлечена Рамиро Колласо! Если бы Генри знал, что мне нравится целоваться с Алленди, а Алленди, в свою очередь, знал, как сильно я хочу жить с Генри…

Он полагает, что моя жизнь с Генри, столь низменная, не может быть реальной. Он говорит:

— Ты приобрела сомнительный опыт, но я чувствую, что сама ты сохранила чистоту. Тобой движет любопытство, жажда новых ощущений.

Что бы со мной ни происходило, все проходит бесследно. Все верят в мою чистоту и искренность, даже Генри.

Алленди хочет, чтобы я воспринимала свою любовь к Генри как экскурс в литературу или театр, а любовь к нему — как выражение моего подлинного «эго». Сама же я считаю, что все происходит с точностью до наоборот. Генри принадлежу я сама, мой ум и мое лоно, а Алленди для меня — получение «опыта».

Из нашего нового радиоприемника постоянно льется музыка. Хьюго слушает ее, с удовольствием размышляя, какую пользу ему приносит помощь Алленди. Диктор из Будапешта вещает что-то на своем странном языке. Я же думаю о том, как обманываю Алленди, и удивляюсь сама себе, зачем я это делаю. Помню, как беспокоило меня зрение Генри: если он ослепнет, как Джойс, что тогда будет? Я думала: «Нужно все бросить и переехать жить к Генри, заботиться о нем». Рассказывая о своих страхах Алленди, я сильно преувеличиваю опасность.

Ложь — признак слабости. Мне кажется, у меня просто не хватает смелости открыто заявить Алленди, что я не люблю его, потому и пытаюсь дать ему понять, на что я готова для Генри.

Полдня после обеда я провела с Генри. Он сказал мне, что наш разговор прошлой ночью сблизил нас, как никогда раньше, изменил его, придал сил.

— Теперь я понимаю, что убежать от Джун не значит решить проблему, — говорит он. — Я всегда уходил от женщин. Сейчас я хочу посмотреть в лицо Джун и той проблеме, которая с ней связана. Хочу проверить собственные силы. Анаис, ты избаловала меня, теперь мне не нужен брак, основанный только на сексе. Ты дала мне то, что я никогда не надеялся найти в женщине. Как мы разговариваем с тобой, как работаем вместе, как ты подстраиваешься под меня… мы подходим друг другу, как рука и перчатка. С тобой я нашел себя. Раньше я жил с Фредом и подчинялся ему, но ни одно его слово не достигало цели, пока я не прожил с тобой те несколько дней, что не было Хьюго. Я вижу теперь, как коварно ты проникла в меня: я ничего не чувствовал и внезапно осознал, как велико твое влияние на меня. Ты все расставила по местам.

— Я готова принять Джун — как разрушительный ураган, — если наша любовь останется жить в наших душах.

— О, если бы только ты приняла ее! Знаешь, я больше всего боялся, да и сейчас боюсь, что ты вступишь в борьбу с Джун, а я окажусь между вами и не найду, чем защитить тебя, ведь она всегда парализует меня своей суровостью. Если бы ты смогла понять и подождать немного! Возможно, я справлюсь с ураганом, раз и навсегда окрепну и смогу противостоять опасности по имени Джун. Я должен выиграть эту битву — одну из самых главных в моей жизни.