Крестоносцы пустоты - Илья Шумей

Сценарии видеосюжетов мы писали совместными усилиями, а от меня потом требовалось непринужденно проговаривать текст, время от времени поглядывая в объектив камеры. На словах просто, но в реальности бывает довольно проблематично воспринимать отливающий синевой стеклянный глаз как реального собеседника. Но с опытом все налаживается, тем более, что рассказывать мне приходилось о вещах хорошо знакомых и понятных. Да и поделиться с другими своими свежими переживаниями тоже бывает интересно. Я ведь и раньше, возможно от скуки, иногда проговаривал все, что делаю, как бы беседуя с «воображаемым другом», так что с этой точки зрения для меня почти ничего и не изменилось.

Мы делали репортажи и с производства, и с центрифуги, и с имитатора невесомости, и с тренировок по выживанию в экстремальных ситуациях. Причем практически все снималось с первого же дубля, чтобы люди имели возможность видеть все мои ляпы и ошибки как есть. Я не хотел, чтобы мой облик излишне лакировали, и обратная связь подтверждала мою правоту. Подобные огрехи убеждали зрителей, что наш материал – не постановочный и заставляли их искренне сопереживать моим приключениям. Думаю, мы подбросили им достаточно адреналина, чтобы хоть немного изменить общественное мнение и переманить молодое поколение на нашу сторону.

Благодаря нашим стараниям во многих юных сердцах вспыхнула та самая искра энтузиазма, на реанимацию которой мы почти и не надеялись. Преодоление трудностей, самоотверженность и даже жертвенность во благо человечества вдруг снова оказались в почете, оказались на самом гребне актуальной моды! Конкурс в колледжи на технические специальности подскочил почти на порядок, а от желающих вступить в ряды космонавтов и вовсе не было отбоя. О большем мы и мечтать не могли!

И мне, признаться, было крайне странно и неловко ощущать себя маленьким человеком, повернувшим ход Истории. Хотя, строго говоря, запруду на ее пути взорвал Александр Саттар, а нам оставалось лишь направлять высвобожденную им энергию на созидательные цели.

Объявили пятиминутную готовность, и я, протянув руку, поправил фотографию Юли с Кирюшкой, пристроенную на приборной панели. В конце концов то, что я делаю, я делаю вот ради таких как он малышей, которые не должны получить от нас в наследство истощенный и безжизненный мир, чья серость скрашивается разве что яркими виртуальными картинками. В наших силах обеспечить им лучшую долю!

Фото моих домашних, закрепленное на панели передо мной, являлось не только моей сентиментальной прихотью, но и частью общего сценария. Я специально разместил его так, чтобы зрители тоже видели их лица. Ведь речь шла не только о том, чтобы в ходе ежедневных репортажей демонстрировать трудовой энтузиазм или неподдельную радость от решения какой-нибудь инженерной задачи. От меня, помимо всего прочего, требовалось еще пропагандировать верные жизненные ценности и моральные устои, равнение на которые способно вытащить нашу цивилизацию из того болота, где она завязла.

Иногда я задумывался – не выглядит ли все, чем я сейчас занимаюсь, как некая извращенная форма стриптиза или даже проституции? Ведь по сути я торговал своей жизнью и выставлял напоказ многие личные эмоции и переживания. До камер, расставленных по нашему с Юлей дому, включая спальню, и снимающих все происходящее в режиме 24/7, дело, слава богу, не дошло, но в моих репортажах и без того хватало весьма откровенных признаний. И то обстоятельство, что, рассказывая о своих сугубо личных переживаниях, я теперь даже не краснел, меня уже начинало изрядно тревожить.

На помощь мне пришла жена, с которой я поделился своими опасениями. Юля с самого начала являлась чуть не главной заводилой всей затеи, настаивая на максимальной открытости и честности перед подписчиками и зрителями. Она считала это обстоятельство крайне важным, несмотря на то, что чуть подретушированная картинка могла бы выглядеть более привлекательно…

– Наш мир уже по горло сыт всевозможными подделками и имитациями! – она плюхнулась на диван рядом со мной, – Виртуальные миры, искусственные эмоции, синтетические чувства! Люди уже настолько отвыкли от самостоятельных усилий, что тенденция становится откровенно опасной! Еще немного – и соответствующие органы просто атрофируются, превратив нас в овощи.

– Занятно, – протянул я озадаченно, – Несколько лет назад Волочин в «Айсберге», помнится, обосновывал свои действия примерно такими же словами.

– И он, знаешь ли, во многом был прав.

Вот так новость! Я даже слегка растерялся, не зная, что и сказать. Поддержать точку зрения человека, некогда взявшего тебя в заложники, искалечившего и едва не пристрелившего – Стокгольмский синдром в чистом виде! Немного запоздало, конечно, но от этого даже неожиданней.

– Надеюсь, ты не станешь практиковать его методы? – я демонстративно отсел от нее подальше, изображая настороженность и испуг.

– Что-то ты поздно спохватился! – рассмеялась Юля, – Мой отец уже все сделал за нас. Отключив Вирталию, он отсек людей от бесконечного источника заменителей настоящих чувств, и теперь им, хочешь не хочешь, а придется вновь учиться радоваться и сострадать самостоятельно, без посторонних подсказок.

В ее словах присутствовало определенное рациональное зерно. Ведь нет большой сложности в том, чтобы пускать слезу, когда видеоряд замедляется, и звучит печальная музыка, или же смеяться за компанию с закадровым хохотом. Но как осознать, осмыслить трагизм или комичность момента, когда на заднем плане не вспыхивает соответствующий транспарант? В какой момент надо пугаться, а когда восторженно хлопать в ладоши, если нечто реально ужасное подступает порой медленно и почти незаметно, а поистине восхитительные вещи творятся зачастую без яркого света софитов и торжественного перерезания красных ленточек?

– На самом деле, – продолжала Юля, – я и тогда была с Волочиным во многом солидарна, хотя категорически не приемлю его методов. Нам выпал уникальный шанс добиться поставленных им целей, не пятная свои руки кровью и не идя на сделку с собственной совестью.

– У него имелась совесть? – я недоверчиво выпятил губу, – вот уж не подумал бы!

– Но когда-то же Волочин был честным и ответственным офицером! В каком-то смысле именно наши чудачества довели его до последней черты.

– Мы старались, да.

– Можешь паясничать сколько угодно, мертвым уже все равно, – под ее гневным взглядом я сообразил, что малость перестарался, – но у меня до сих пор нейдут из головы его слова про то, что наши души, наша сила воли, наши чувства, наконец – суть те же мышцы, нуждающиеся в регулярных тренировках. Без необходимых усилий они дряхлеют и отмирают, превращая нас в амеб, полностью зависимых от разнообразных технологических костылей.

– Мне кажется, – я задумчиво подпер подбородок рукой, – что когда-то подобную песню я уже слышал. Все обзавелись калькуляторами – теперь мы разучимся считать в уме. Текстовые редакторы с встроенной проверкой орфографии убьют грамотность и умение писать от руки. Беспилотные боевые дроны спишут в утиль нарабатывавшееся веками военное искусство. Машины с автопилотом, спутниковая навигация, психокоррекция, медиация… да на подобных костылях построена вся наша цивилизация! Быть может, ты еще станешь сокрушаться по поводу утраты человечеством сакрального знания, как добывать огонь трением? Или навыков фехтования и верховой езды?