Ученица чародея - Галина Манукян

– Спасибо, – было приятно, что Этьен проявляет обо мне заботу.

Судя по его выражению лица, его что-то беспокоило. Этьен явно хотел что-то сказать, но молчал, кусая губы. Я не знала, стоит ли его торопить? Наверное, нет. Скажет, когда решит сам. Нам обоим нужно прийти в себя после пережитого. Вздохнув, я посмотрела в окно.

Мы ехали быстро. Карету нещадно раскачивало на старых пружинах. Впереди поблескивала река, в просветы между темно-зелеными лапами могучих елей показались громоздкие опоры. Я затаила дыхание – уже мост! Так скоро! А за ним Франция! Мы спасены!

Найдет ли меня мадам Тэйра? Жаль, если нет. Я уже успела к ней привыкнуть, и к Огюстену, и даже к разбойникам. Но возвращаться было бы неразумно. Я в мыслях послала благодарность всем своим спутникам за помощь и поддержку, решив, что мы с Этьеном сами доберемся до Парижа.

К счастью, теперь у нас есть карета и помощники, иначе пришлось бы трудно. После ночи в замке Майа мы с Этьеном можем посоревноваться в проворности разве что с чахоточными старушками на костылях.

Я отхлебнула вина, и почувствовала приятное тепло во рту, а потом и во всем теле. Разморено улыбнувшись, я протянула бутыль Этьену. Тот жадно отпил и, шумно выдохнув, вытер усы:

– О-ля-ля, а жить все-таки можно! – он заметно приободрился и выдал мне кусок сухой лепешки. Вторую ее половину – ту, что поменьше – принялся грызть сам.

За оконцем в лучах восходящего солнца все ярче переливалась голубым река. Карета выехала на брусчатку и прокатилась к мосту. Мы уже ехали над водой. Я разжала потную ладошку и показала Этьену:

– Смотри, что у меня есть.

– Что за черный камень?

– Черный?

Я взглянула и не поверила своим глазам – рубин почти полностью почернел. Лишь по краям оставался пунцовый отсвет. Святая Клотильда…

– Отдай мне, – вдруг рявкнул Этьен и странно выгнулся, уронив недоеденный хлеб.

Я инстинктивно зажала камень в пальцах, а Этьен схватил меня за кисть, сдавил до боли и злобно зарычал – не как человек, а как хищник над жертвой. Я попыталась выдернуть руку, но он отпустил ее сам. Я отпрянула, расширенными от ужаса глазами глядя, как искажается в страшных гримасах его лицо – то человеческое, то звериное. Казалось, Этьен изо всех сил с кем-то борется. С кем-то внутри. Все его тело выгибалось и сжималось, как в агонии, издавая пугающие звуки, с уголка губ потекла пена. Я забилась в противоположный угол кареты, заледенев от страха.

Радужки, а затем и белки глаз Этьена заволокла чернильная муть. Внезапно метаморфозы прекратились, и чужое, беспощадное лицо приблизилось ко мне. Мгновение, и в его руке мелькнул кинжал. Я окаменела. Но тут спазм свел мышцы Этьена. Он навалился всем телом на дверцу, та распахнулась, и на всей скорости Этьен полетел с моста в реку.

Я истошно закричала.

* * *

– Остановите! – стучала я кулаком в стенку.

Экипаж резко дернулся, и я едва не влипла лбом в черную перегородку. Хватаясь за поручни, я буквально выпала из кареты. Солнце ослепило меня на миг.

– Скорее! Вытащите его! – выдохнула я еле слышно.

Големы-стражники услышали приказ и, не раздумывая, прыгнули в горную реку. Их тут же подхватило течением и понесло прочь, словно щепки. А затем я увидела Этьена. Он плыл почти в двух дюжинах туазов от моста – еще немного и скроется за поворотом извилистого берега Уаньен. Но не от того я почувствовала ужас и покрылась холодным потом, а от того, что кудрявую голову Этьена окружило со всех сторон зловещее чернильное пятно. Я попыталась представить белые вихри, как тогда у озера. Но ничего не вышло. Совсем ничего. Силы покинули меня, и я медленно сползла на мостовую у колес.

Чернильное пятно растеклось почти до обоих берегов, поросших елями, и жадно заглотило стражников, заставив реку взреветь и вздыбиться, как во время бури. Непроглядный густой дым поднялся, скрыв голову Этьена, и на мгновение показалось, что я вижу во мраке над водой торжествующие глаза демона с красными, продолговатыми, как у кота, зрачками. Словно он сказал: «Я забрал свое».

Дым потянулся и ко мне, но с гор ему навстречу ударил порыв ветра, едва не перевернув карету надо мной. Та затряслась, жалобно заскрипела пружинами. Шквалистый ветер ударил снова, и взбешенная Уаньен унесла демоническую сущность куда-то за рыжий утес. Все затихло.

Вспениваясь у валунов и неровной кромки берега, горная река продолжала быстро и беспощадно катить синеватые волны к югу. А я, онемев, съежилась в тени экипажа в самом центре моста, еще надеясь разглядеть в голубом изгибе реки Этьена. Тщетно. Он сгинул в прожорливом чреве демона.

* * *

Словно из другого мира в мои уши ворвались звуки – мужские крики с берега, топот ног, ржание лошадей, собачий лай. Мне было все равно, что там происходит. Этьена нет… И я обмякла, схлопнулась, безжизненная и пустая, будто распоротый ножом кухарки рыбий пузырь.

Боковым зрением я увидела французских солдат в синих мундирах с красными отворотами. Французы оживленно размахивали руками и бежали ко мне от пограничной заставы. Судя по пыльным сапогам, щелкнувшим каблуками по обе стороны от моих коленей, Де Моле и начальник стражи встали, как часовые, на защиту своей госпожи.

– Мадемуазель! Мадемуазель! Что с вами? Что произошло? – будто в тумане наклонялись ко мне, мелькали простые, бородатые лица французов. – Вам нужна помощь? Мадемуазель!

Хотела поднять голову, но это показалось слишком тяжелой и ненужной работой. Надо было что-то ответить кинувшимся ко мне на помощь солдатам, но даже рта раскрыть я не смогла. Я оцепенела.

Немые слезы застыли где-то посреди горла, мешая дышать. Грудь сдавило под прессом мыслей: Этьен только что был здесь… Обнимал меня… Ласково… Заботливо… Пил вино и жевал лепешку. Дрянную, сухую лепешку. Потом вдруг сошел с ума. И теперь его нет. Совсем нет. Ничто больше не имеет значения. Ни дар, ни род, ни чертов рубин. Убейте меня, люди.

– Эй, разойдитесь! – прозвучал смутно знакомый голос, и на обступивших меня солдат упала тень. – Мадемуазель – графиня де Клермон. Ее похитили.

«…графиня… какая графиня?» – безразлично подумала я, оседая все ниже. От падения навзничь меня удерживали только спицы широкого колеса за спиной.

– Вот оно что! Видели мы! Так то разбойники спрыгнули с кареты в реку. Да их утянуло сразу, изуверов. Нечисть жуткая. Чур меня, чур! Да вам показалось, мсьё Рико. Вечно везде чертовщину видите. Нетушки, вот те крест! Ах, бедняжка! Ей, кажись, досталось, – галдели французы и цокали языками. – А эти чурбаны кто? Кто вы, мсьё? Чего молчите, мсьё? Тот кривой вроде из благородных. Уф, глянь, перстень какой… Простите их, господин. А тот савоец, я его где-то видел, зуб дам… Ой, а она не помирает?

Я ни о чем не думала, вяло чувствуя, как слизкий холод ползет по рукам и ногам, постепенно приближаясь к сердцу. Скорей бы.

Перед моим плывущим взглядом возникли громадные носки стоптанных коричневых сапог. Подошедший, видимо, оценил стеклянные глаза Де Моле и начальника стражи и со знанием дела сказал: