Княгиня Ольга. Зимний престол - Елизавета Дворецкая

Мистина накрыл ее собой, придавив к лежанке своим весом, сжал ее бедра между своими, прижал к постели руки и вновь стал целовать, настойчиво лаская ее язык своим и не давая сказать больше ни слова. Теперь она в полной мере ощущала, как сильно он возбужден; будто молния пронзила ее до самого затылка и растеклась морем огня в животе.

Ни в чем другом так не нуждались они оба после греческого похода, как в возвращении к жизни, и именно это они могли друг другу дать.

– Ты моя, теперь моя, только моя! – касался ее уха жаркий шепот, звучавший скорее требовательно и жестко, чем любовно.

Даже немного зло. И в этом шепоте тоже слышалась мучительная, ставшая ненавистной жажда пяти лет, которая теперь наконец могла быть утолена. Может, рана в плече еще отзывалась болью на эти усилия, но ему это сейчас было все равно. Он добрался до источника блаженства, к которому отчаянно стремился годами.

Если бы она могла сейчас оценивать, то нашла бы, что Мистина с ней обходится скорее жестко, чем нежно. Но оценивать она не могла, захваченная ощущениями, не оставившими места ни единой мысли. И она получала именно то, в чем нуждалась. Эта нетерпеливая грубость происходила от полноты, разрывающей жилы, и эту мощь мужского начала Эльга впитывала всей кожей, каждой мышцей, каждой частичкой тела, прикасавшейся к нему и ощущавшей его близость.

…То, что в ее прежней жизни было под запретом, теперь случилось, и она ничуть о том не жалела. И если люди узнают, то у Ингвара будет законный повод обвинить ее в измене и объявить себя единственным владыкой Русской земли.

Но эти мелькающие в отдалении мысли удивительно мало ее занимали. Все это был вздор по сравнению с мягким облаком блаженства, заполнившим живот; вся кровь ее превратилась в теплое сладкое молоко, и каждый вдох нес новое ощущение разлитого по всему телу наслаждения.

Мистина, подняв голову, стал снова целовать ее, не давая опомниться; они будто лежали на дне глубокого теплого моря, и было совсем непонятно, как выбираться отсюда на берег обыденной жизни. Сейчас она не понимала, как не умерла в том холоде, что окружал ее еще нынче утром, и как стала бы жить дальше, не случись того, что случилось.

– Сам не верю, – шепнул Мистина, будто отвечая ее мыслям. – Решил бы, что опять приснилось, но это было лучше всякого сна.

Эльга улыбнулась, и от этой улыбки, от вида полных блаженства глаз лежащей перед ним женщины в нем снова поднялось желание. Она не говорила этого, но он понял: за пять лет замужества она ни разу не переживала ничего подобного.

И в этот миг Мистина ощутил себя богом.

Он сделал гораздо больше того, на что рассчитывал, когда шел сюда. Не только получил назад оберег, хранящий его жизнь, но дал удаче Русской державы силу и желание жить дальше.

После долгих празднеств солоноворота княгиню киевскую ожидала радость: к ней в гости приехала из Чернигова ее родная сестра Володея. Они не виделись два года – с тех пор как Володею увезли к жениху, Грозничару, сына старого воеводы Чернигостя. Но и два года разлуки были небольшим сроком: с третьей своей сестрой, самой младшей, Бериславой, обе они расстались более пяти лет назад, и новой встречи ждать не приходилось. Та жила в Хольмгарде, на другом краю света белого, и ей Эльга смогла лишь передать поклоны и подарки через ее мужа, Тородда, что не так давно, в студен-месяц, по санному пути отправился домой, на север.

Эту зиму Эльга проводила в Киеве почти так же, как все прежние. Как и обычно, Ингвар с большой дружиной был в полюдье. И тем не менее изменилось очень многое. В эту зиму она не замещала мужа, как раньше, – она сменила его на княжьем столе. Эльга перебралась в Киев на следующий день после того, как Ингвар со своей новой женой отправился в полюдье и по дань, чтобы вернуться лишь к весне.

После возвращения Мистины из Греческого царства дела пошли на лад. Всего два дня он пробыл у разгневанной княгини в Вышгороде и за это время совершенно ее успокоил.

– Ингвар не должен был так поступать со мной! – возмущалась Эльга на другой день, когда достаточно собралась с мыслями, чтобы заговорить с Мистиной о делах.

– Не должен был, – примирительно соглашался он. – Будь я при этом, убедил бы отложить свадьбу до будущего года, чтобы сперва с тобой поговорить.

– И по-твоему, я согласилась бы подвинуться?

– Думаю, да.

– Это почему?

– А ты бы хотела, чтобы твой муж вернулся разбитый – с большими потерями и малой добычей? И ничем не мог прикрыть эти потери – хотя бы новым союзником? Как бы вы сейчас выглядели в глазах людей – русов, славян, да и всех прочих? Тех же хазар? Греков? Рыжего родная мать застыдила бы.

Почти то же ей говорил Ингвар, и тогда эти доводы ее не убеждали. В устах Мистины они звучали куда весомее.

– А теперь мы очень хорошо выглядим, – проворчала Эльга. – Особенно я!

– И чем плохо? У нас есть князь и княгиня-соправительница. У князя две жены…

– Одна!

– Воля твоя. У нас есть князь с одной женой и княгиня-соправительница…

– С сыном и наследником! – Эльга вздернула подбородок.

– Истинно. Права на Олегово наследие по-прежнему за тобой и Святкой. Я своими руками сверну шею любому, кто в этом усомнится! – весело пообещал Мистина.

Вынул из ножен свой скрамасакс с белой костяной рукоятью, прижал ко лбу, а потом поцеловал основание клинка. При этом он смотрел на Эльгу таким же веселым и уверенным взглядом, хотя речь шла о борьбе со смертельным исходом. И Эльга хорошо понимала, что эта клятва – не шутка. Не у такого человека.

– Чего ты хочешь? – Мистина встал на колени перед сидящей Эльгой и взял ее руки в свои. – Скажи мне. Я все сделаю.

У нее перехватило дух. Как зачарованная, она смотрела ему в глаза с чувством, будто вопрос «чего же ты хочешь?» ей задает кто-то из богов. Кто-то из тех, кто и впрямь может исполнить любое желание, как бы трудно оно ни было. Да и почему нет? Эти серые, как сталь, счастливые и безжалостные глаза обещали ей всемогущество. Это он одолел волхва плесковских лесов и с тем переломил всю судьбу Эльги. Он сделал ее и Ингвара владыками Киева и Руси. Он согнул в дугу Греческое царство и привел домой десять тысяч человек, кого родичи мало что не похоронили мысленно.

Но она не находила ответа. Брак Ингвара с Огняной-Марией необходим для благополучия Русской земли – хотя бы сейчас, пока дела не наладились. Скрепя сердце она согласилась это признать. Подчинилась необходимости. А что нужно Русской земле, то нужно и ей, Эльге.

– А ты как мыслишь? – спросила она: сомнения мешали ей взять такое решение на себя. – Как нам быть?

Мистина подавил усмешку. Именно такой вопрос ему задал и Ингвар в первый вечер по приезде. И он тогда подумал: при таких делах было бы лучше всего, если бы прежняя княгиня… умерла. Права Ингвара на киевский стол подкрепил бы ее сын Святослав – соправитель отца и наследник матери. Благодаря ему Олегов род оставался бы на киевском столе, у соперников не было бы законных оснований возмущаться. А новой княгиней стала бы родственница болгарского царя, принеся русскому князю уважение среди других правителей.