Невеста Короля Воронов - Константин Фрес

От толчка нежной ручки Бьянки помощник палача кубарем покатился по полу, переломав, пожалуй, все кости в своем огромном теле. Лишившись союзника, палач точивший топор, яростно взревел, размахнулся своим тяжким оружием, ударил что есть сил, так, что все тело его заходило ходуном, и… всю его дикую, неукротимую мощь, всю массу его литых мускулов и страшный, остро отточенный топор удержал всего лишь один пальчик Бьянки. Все тело палача — мышцы, кости, — заходило ходуном, словно он со всего разбегу ударился в каменную стену, а Бьянка даже не дрогнула, удерживая эту тушу. Недобро, с пугающим птичьим любопытством, чуть склоняя голову на бок и поглядывая на врага то одним, то другим глазком, который всем телом налегал на топор, девушка кончиком указательного пальца упиралась в лезвие и с ухмылкой наблюдала, как огромное орудие палача балансирует, стараясь рассечь ее кожу.

— Научить тебя тонкому искусству палачества? — произнесла девушка страшным хриплым голосом, и палач испуганно затряс головой, соглашаясь. — Жаль, знания тебе не пригодятся, ведь помнить ты будешь их от силы пару минут…

Белой тенью девушка скользнула в сторону, убирая палец из-под топора. Раздался высокий и чистый звук освобожденной от чар стали, и палач вместе с топором рухнул на пол, словно огромная тяжесть придавила его к полу. Бьянка с чарующей улыбкой все так же бесшумно скользнула к нему, склонилась над ним, ухватив за волосы и без труда подняла его огромное тело вверх. От чар, наложенных Двуглавым, палач, кажется, переломал обе руки, стараясь зарубить странную девушку; упав, он разбил себе лицо. Двуглавый с усмешкой глянул в бессмысленные глаза коршуна, ловчее перехватил голову палача, словно хотел удавить его, зажав его горло в локтевом суставе, и наступил на поясницу ката. Один резкий рывок — и палач с переломанным в двух местах хребтом безмолвно повалился на пол.

Девушка молча перешагнула через мертвого врага, облизывая губы так сладострастно, словно только что съела самое вкусное лакомство.

— Пора выбираться отсюда, — промурлыкала девушка все тем же пугающим голосом. — Немого магии Коршунов нам не повредит, надеюсь, они будут гостеприимны и милы…

— Ради всего святого, — шепнула Бьянка, содрогаясь. Она все еще слышала хрип умирающего, чувствовала его агонию под своими руками. — Пусть это будет не так страшно и отвратительно…

Барбарох снова расхохотался, надсадно кашляя. Он всегда кашлял так, пробыв долгое время в подземелье и досыта напившись сладковатым запахом крови.

— Нет уж, принцесса, — ответил он отчасти неприязненно. — Теперь я рулю. Не хочешь в ближайшее время познакомиться с топором или, скажем, с кошкой, которую запускают в кишки — помолчи и смирись со всем, что я буду делать.

— Святые крылья!..

— Да, лучше помолись, крошка. За всех тех, кого сегодня коснется мое Карающее Слово, — сквозь зубы процедил Барбарох, уверенно приближаясь к тяжелым дверям, жутким, окованным шипованным толстым железом. Такими их сделали нарочно, чтоб жертвы, даже если вырвутся из лап палачей, не смогли выбить их плечом, не раздробив свое тело о хищный острый металл.

Барбарох смел их одним словом, легким жестом, зло прошептав заклятье палачей, с помощью которого те отпирали все запоры. Он нарочно добавил магии чуть больше, чтоб двери сорвало с петель, и штукатурка мелким серым крошевом посыпалась на пол.

— Почувствуйте мою силу, жалкие неудачники, — шептал Барбарох, напрочь позабыв, что он пользуется сейчас силой Бьянки.

Не даром Двуглавый считался самым страшным злом для королевства Воронов; в очень краткий срок злобное создание с душой Королевского Мучителя Барбароха и с силой Высшей из Рода Воронов выбралось из пыточных подземелий, ориентируясь в пропахшей дурными смертями тишине уверенно и бесстрашно. На пути ему встретилось всего пять или шесть Коршунов — и каждый и них после прикосновения ее пальчика упал к ногам спешащей наверх красавицы пустой тонкой оболочкой, словно та высосала своим прикосновением из больших и сильных мужчин всю кровь, все мясо, все силы.

Шепча заклятия, которых Барбарох знал очень много, Двуглавый выбрался из подземелья. Королевский Мучитель торжествовал; ему казалось, что его звездный час наступил. Именно к этому он, Барбарох, шел всю жизнь! Именно этого испытания ждал!

Он крушил налево и направо двери, мебель, разлетающуюся в щепки, разрывал магией тела людей и расходовал магии столько, сколько до того не израсходовал за всю свою жизнь. Казалось, по замку гуляет смерч, и жестокость, с какой он наноси разрушения, граничит с безумием. Барбарох словно долго хотел послушать чужую боль — и он дождался этого мига.

— Довольно, довольно! — кричала испуганная Бьянка, перед чьими глазами мелькали окровавленные переломанные тела и чьи руки наполнялись чуждой магией так, что ломило плечи. Но Барбарох словно не слышал ее; он будто впал в безумие, и теперь Бьянка рыдала от ужаса и бессилия.

— Ну?! — шептал Барбарох. — Где же этот Коршун, где этот великий воин, выстоявший против Королевы? Я вытрясу из него душу, я его так изуродую, что наказание от нее покажется ему нежным поцелуем!

— Нет! — верещала Бьянка, бьющаяся в истерике. — Я не хочу этого видеть!

— Не хочешь? — пыхтел Барбарох, с ненавистью раздирающий пустую оболочку, оставшуюся от Коршуна. — Не хочешь?! А хочешь ли ты, чтоб с тобой так поступили?

— Давай улетим! — молила Бьянка. — Зачем эти смерти, зачем это ужас!?

* * *

— Это враги! — кровожадно выкрикнул Барбарох. Ноги тонкого, изнеженного тела Бьянки плохо его держали, переполняющая его чужая магия клонила к полу, словно тяжкий груз, словно камни, и Барбарох понял, что взлететь с этим грузом им будет тяжело, если вообще возможно. Но его жажда убивать и мучить была сильнее гласа разума. К тому же магия, огромная магия, которую он вытряхивал своим заклятьями из Коршунов, огромная сила, о которой он всегда мечтал, но которой он не обладал никогда — она пьянила его, сводила с ума! У своих жертв он тоже отнимал магию; высасывал все до капли, вытягивал все ее ростки из изломанных, искалеченных тел, и покорно отдавал все Королю! Опускал в хранилище, защелкивал замки и хотел выть, кататься по полу, биться, как одержимый, когда понимал, что все то могущество, что он подержал в руках, ему не будет принадлежать никогда!

Теперь же все, что он добыл, не надо отдавать никому! Не надо бояться осуждения и кары от Короля — нужно всего ничего, такая малость: унести магию с собой, суметь утащить ее, убраться отсюда прочь, оставив за собой кровавый след!

Барбарох с содроганием понимал, что взял слишком много даже для Высшего Ворона; испуганная Бьянка едва могла сдерживать могущество, разрывающее ее тело. Но остановиться, бросить хоть каплю, расплескать драгоценный дар, до которого он добрался, Барбарох не мог. Каждый встречный, каждый человек, возникающий у него на пути, представлялся ему уже не живым человеком, а сосудом, наполненным драгоценным напитком, и что за беда, что они наполнены по разному?! Кувшин или маленькая кружка дара — сгодится все. Ах, какая жалость, какая же это жалость, что он так поздно понял ценность Королевы, Пустого Сосуда! Вот кто мог бы поднять несоизмеримо больше! Капля к капле, Барбарох сливал все, все собирал, и ему казалось, что он не был никогда сильнее и счастливее. Но Бьянка так не считала; она чувствовала, что ей не поднять на крыльях столь тяжкую ношу, и разумнее было бы тотчас, как только они вылезли из подвала, убежать, скрыться, но Барбарох желал убивать и отнимать дар еще и еще, и Белая поняла, что скоро его неуемная жадность приведет к тому, что и руки будет поднять невозможно.