Короткие интервью с подонками - Дэвид Фостер Уоллес

Вопрос.

В первую очередь – и это я без иронии, – что она казалась, в кавычках, искренней, и пусть на деле это могло быть снобской наивностью, но, тем не менее, тогда казалось привлекательным и очень мощным в контексте рассказа о встрече с психопатом, а именно помогло мне почти целиком сфокусироваться на самом рассказе и таким образом представить ужасающе живо и реалистично, каково ей – кому угодно – оказаться по чистой случайности на пути в уединенную лесистую местность в обществе смуглого мужчины в джинсовом жилете, который говорит, что он воплощение лично твоей смерти, и попеременно то улыбается с психотическим весельем, то злобно бормочет и, похоже, ловит первые мурашки от кайфа, жутко напевая о различном остром инвентаре в багажнике своего «Катласса»[103] и детализируя, что он делал с другими, и теперь планирует в мельчайших деталях, что сделает с тобой. Надо отдать должное ее… ее странной ненапускной искренности, из-за которой я поймал себя на том, что слушаю выражения вроде, кавычки, «страх охватил душу», все меньше как телевизуальные клише или мелодраму, но больше как искренние, хотя не самые искусные попытки просто описать, каково это – ощущения шока и нереальности происходящего попеременно с волнами чистого ужаса, незамутненной эмоциональной жестокости страха подобной магнитуды, как накатывает искушение поддаться кататонии, шоку, бреду – подчиниться, забираясь все глубже в уединенную местность, соблазну идеи, что это какая-то ошибка, что это просто случайность: сесть в алый «Катласс» 1987-го года с паршивым глушителем, который просто первым притормозил на обочине случайной федеральной трассы, и это никак не может привести к смерти не какого-то абстрактного человека, а твоей собственной, причем от рук того, чьи резоны не имеют ровно никакого отношения ни к тебе, ни к твоему характеру, как будто все, что тебе рассказывали об отношениях между характером, намерением и результатом – отъявленная выдумка от начала и до…

Вопрос.

…конца, и потому ты попеременно чувствуешь приступы истерики, диссоциации, затем торгуешься за свою жизнь в духе окопов или хочешь просто кататонически пялиться перед собой и поддаться шуму разветвляющейся в голове идеи, что вся твоя на вид случайная и в чем-то вялая и эгоистичная, но тем не менее сравнительно невинная жизнь все это время как-то соединялась в смертельную цепочку, и в ней кроется объяснение или причинно-следственная связь твоего неотвратимого прихода к этой смертельной нереальной точке, к этому пику, в кавычках, твоей жизни, ее, так сказать, пику или острию, и все эти избитые клише вроде «меня охватил ужас», или «так бывает только с другими», или даже «момент истины», теперь обретают чудовищный нейронный резонанс и жизненность, ведь…

Вопрос.

Не из-за… ты просто остаешься нарративно одиноким в самодостаточности ее повествования и размышляешь, как по-детски испугался бы ты, как ты ненавидел бы и презирал эту больную извращенную сволочь, которая сидит рядом и бормочет, которую ты бы убил без колебаний, если б мог, но в то же время непроизвольно чувствовал бы высочайшее уважение, почти почтение… чистая агентивная сила человека, который может так тебя напугать, который может довести тебя до такого состояния просто одним желанием, а теперь может, если пожелает, довести тебя еще дальше, превратить в кровавую находку, останки безжалостного надругательства, и то чувство, что ты сделаешь абсолютно что угодно, или скажешь, или отдашь что угодно, лишь бы убедить его просто удовольствоваться изнасилованием и потом тебя отпустить, или даже пыткой, даже можно вынести на обсуждение несмертельную пытку, только бы он удовольствовался мучениями и потом по какой-нибудь причине уехал и бросил тебя, в мучениях, но живого, в кустах, рыдающего под небесами и травмированного без надежды на восстановление вместо вообще ничего – да, это клише, но неужели это все? это конец? и от рук человека, который даже наверняка не окончил Среднюю школу ДПИ и у которого нет ничего похожего на душу или способность к сопереживанию, слепая грубая сила, как гравитация или бешеный пес, и все же это именно он пожелал, чтобы все это случилось, и это он обладает силой и уж явно инструментами, чтобы это осуществить, – инструментами, которые он перечисляет в раздражающей песенке о ножах и женах, серпах, малышках и мотыжках, теслах и тяпках, и прочем инвентаре, и она даже не знает таких слов, но все равно они звучат точно как…

Вопрос.

Да, и добрая часть нарастающего действия во втором акте рассказа детализирует эту внутреннюю борьбу между капитуляцией перед истерическим страхом и сохранением уравновешенности, чтобы сфокусировать внимание на ситуации и вычислить, что остроумного и убедительного можно сказать сексуальному психотику, пока он все глубже забирается в уединенную местность, зловеще выискивает подходящий уголок и на глазах становится все более и более бессвязным и психотическим, попеременно ухмыляется, бормочет, призывает Бога и память своей жестоко убиенной матери и держится за руль «Катласса» так крепко, что у него посерели костяшки.

Вопрос.

Вот именно, психопат еще и мулат, хотя и с орлиными, почти женственными изысканными чертами, – факт, который она опускала или придерживала добрую половину рассказа. Сказала, ей это не показалось важным. В сегодняшнем климате не захочется строго критиковать человека с таким телом, который садится в странный автомобиль к мулату. В каком-то смысле надо даже восхититься ее широкими взглядами. Я во время рассказа даже не особо заметил, что она так долго опускала этническую деталь, но здесь, придется признать, тоже есть чем восхититься, если только вы не…

Вопрос.

Суть в том, что, несмотря на ужас, она как-то умудряется думать быстро и по делу, и продумывает все, и решает, что единственный шанс пережить эту встречу – установить, в кавычках, связь c, в кавычках, душой сексуального психопата, пока он все глубже забирается в лесистую уединенную местность в поисках того самого уголка, чтобы притормозить и беспощадно приступить. Что ее цель – очень пристально сфокусироваться на психотическом мулате как на одушевленном и прекрасном, хотя и настрадавшемся человеке в своем праве, а не только лишь как на угрозе, или силе зла, или воплощении лично ее смерти. Постарайтесь, если можете, вынести за скобки всю нью-эйджевую ванильку терминологии и сфокусироваться на самой тактической стратегии, – ведь я-то отлично знаю, что она описывает не что иное, как за мшелую старую древнюю банальность «Любовь Одолеет Все», – но на миг вынесите за скобки любое презрение и попытайтесь разглядеть более конкретные разветвления иде… в этой ситуации дело вот в чем: у нее хватает смелости и явной уверенности попытаться, потому что, по ее словам, она верит, что любовь и сфокусированное внимание могут проникнуть даже в психоз и зло, установить, кавычки открываются, духовную связь, кавычки закрываются, и что если мулат почувствует хотя бы толику этой так называемой духовной связи, то есть какой-то шанс, что он не посмеет пойти до конца и действительно ее убить. Что, конечно, на психологическом уровне вовсе не так уж неправдоподобно, ведь хорошо известно, что сексуальные психопаты обезличивают своих жертв и уподобляют объектам или куклам – «Оно», а не «Она», так сказать, – чем часто и объясняют, почему способны без жалости причинять невообразимую боль человеческому существу, а именно что они вовсе не видят человеческих существ, но только лишь объекты психопатических потребностей и намерений. Однако любовь и сопереживание такой связующей магнитуды требуют, сказала она, фокуса, в кавычках, а в этот момент ее, мягко говоря, без меры отвлекали ужас и абсолютно понятные переживания за себя, так что она осознала, что вступала в самую трудную и важную битву в своей жизни, сказала она, битву, которая разворачивалась исключительно внутри нее и ее душевных возможностей, и подобную идею к этому времени я считал уже безмерно интересной и захватывающей, особенно потому, что в рассказчице не видно неискренности, напускного, тогда как «битва за чью-либо жизнь» – обычно неоновая подсветка мелодрамы или манипуляции слушателем, попытка нагнетать, чтобы он сидел как на иголках и все в таком духе.