Я - утопленник - Андрей Прусаков

– Скажи! – я разозлился, и мой голос звучал уже без всякого почтения. К черту вежливость, ничего они мне не сделают! – Как мне стать живым?

Нева тихо плескалась у набережной. Наверное, это было единственным движением замершего в ожидании ответа городе. Я ждал. Ответа не было. Может, недостаточно сосредоточился? Ну, говорите, говорите же!

– Ты и есть живой, – прозвучало во мне. Больше я от сфинкса ничего не услышал.

…Время шло, приближая неизбежное, и миру было плевать на то, что со мной происходит. «И пусть, – думал я, в очередной раз спускаясь под воду, – пусть этот мир катится к черту, раз я ничего не могу сделать ни для него, ни для себя!»

Сегодня я не стал встречаться с Архипом, мне не хотелось видеться ни с Костей, ни с кем-либо еще. Я просто выплыл в Неву и отправился куда глаза глядят. Дно реки перестало удивлять, я привык к унылому однообразному пейзажу без ярких красок и света. Такой стала моя жизнь, и я уже не чувствовал себя здесь чужим. Даже рыбы больше не боялись меня, равнодушно проплывая мимо. Воспоминания о суше сопровождались рефлекторной дрожью: тело не желало выходить из воды, где подвергалось угрозе разрушения. Я не удивлялся. И не огорчался. Все к тому и идет. Энтропия, мать ее так…

Место, над которым я проплывал, невольно привлекло внимание. Бывают и на дне по-своему красивые места. Здесь было неглубоко, всего лишь несколько метров, вода прозрачная, а дно светлое, усеянное белым песком. Наверху солнечно, и падающие в воду лучи сделали ее золотисто-голубой. Кое-где со дна поднимались водоросли, между которыми шныряли проворные мальки. Я оказался в огромном аквариуме у доброго и заботливого хозяина…

Не желая тревожить красоту, я опустился на дно как можно осторожнее и, лежа на спине, смотрел, как солнце преломляется в воде, образуя на поверхности волн тысячи пляшущих игривых червячков… Слизень дал задание и пригрозил: если я его не выполню… Так, может, не ждать, а поплыть прямо к нему и плюнуть в бороду – пусть убивает. Или броситься под винты… Зачем мне такая жизнь? Но и такая смерть не прельщает.

Внезапный шум встряхнул меня. Вода всколыхнулась и разошлась изломанными кругами. Я увидел уродливое темное пятно и не сразу понял, что это человек. Кто-то с шумом бросился в воду и сейчас проплывал надо мной. Словно пробудившись ото сна, я заметил, что движения пловца вдруг стали вялыми и асинхронными. Он уже не плыл, а медленно погружался на дно.

Я ринулся навстречу и увидел пьяные, ничего не соображавшие глаза. Мужик тонет, но ничего не может сделать. Пропащая душа. О таких и говорила Анфиса.

Я быстро сотворил заклятье, схватил мужика за волосы и потащил за собой. Не на дно, а на поверхность. Выглянул. Его пьяные дружки ничего не замечали, разливая еще по одной на зеленой травке набережной. Вынести на берег? А как потом объяснить, откуда я взялся? На таком солнце моя защита утечет, как вода меж пальцев. К тому же я голый, а там женщины…

– Помогите! Тону! – истошно закричал я, высунув голову утопленника из воды. Компания всполошилась.

– Эй, Гриша, ты чего? – неуверенно спросил один из мужиков, явно не торопясь на помощь.

– Тону, идиоты! – еще пронзительнее заорал я и заболтал его безвольными руками. На этот раз проняло. Сразу двое бросились в реку, подплыли к этому Грише и потащили на берег, я же камнем ушел на дно.

Нет мне покоя!

Перепаханное грейдером дно стало другим, воронка, в которой любил сидеть Архип, исчезла. Это место изменилось, а ведь я почти привык к нему. Старый утопленник перебрался в район Новой Голландии, взяв с меня слово никому об этом не говорить. Пусть думают, что погиб. Зачем ему это надо, я не знал, чувствовал, правда, что неспроста. И ладно, у меня своих проблем хватает.

Срок, данный Водяным, истекает. Я должен притащить «живую душу» – или расстаться с тем, что у меня осталось вместо жизни.

Я не хочу этого делать. И не стану. Правда, сказать об этом Слизню в лицо у меня кишка тонка. Я признаюсь в этом без всякого стыда. С детства привык быть честным перед самим собой. Так проще жить. Всегда знаешь, на что ты способен, а на что нет.

Я боюсь и ненавижу Слизня, понимая, что мне с ним не справиться и что закона на него нет, кроме закона силы. И что? Просто ничего не делать, забиться в щелочку и прятаться до конца своих дней. Постыдно и низменно? Пусть. Но быть разорванным на части и сожранным толпой ублюдочных монстров тоже не собираюсь. Гордо идти на плаху – не для меня. Пусть лучше пристрелят при попытке к бегству. Я не герой, не Матросов и не Спартак. Я Слизня боюсь до дрожи. И Упыря боюсь.

Что же делать? В Неву не сунуться, а на суше дожидается Темный. Можно найти какой-нибудь водоем и поселиться, как это сделал Архип, если только там нет какой-нибудь своей нечисти. Или жить дома в ванне. Как же все это глупо! Глупо и ничтожно. Суррогатная жизнь. Но ведь лучше, чем смерть, правда?

Я задумчиво вертел в руках безжалостно вырванную грейдером водоросль. Вот так, росла себе, никого не трогала, пока не явился он. Колыхалась, изгибалась, цеплялась корнями за грунт, но ее вырвали вместе с грунтом. А сдвинуться с места выше ее сил… Чертов замкнутый круг!

– Андре-ей, – пропела за спиной Анфиса.

Помяни черта – и он тут как тут.

– Я знала, что ты здесь. – Русалка села рядом со мной на дно, неожиданно по-пуритански сомкнув коленки и обхватив их руками. – Архип пропал. Ты, должно быть, искал его?

– Искал.

– Недавно здесь машина проходила, дно чистила. Наверное, его и убила. Старый он был, не успел убежать…

Я посмотрел на русалку. Если бы не рассказ спасенного мною утопленника, Анфисе поверил бы самый суровый прокурор, не говоря уже обо мне. Задумчивое, чуть печальное лицо, ясный и кроткий взгляд, ровный, без предательской дрожи голос.

– Что ж, все бывает, – ее голос изменился, приобретя обычные силу и страсть. – Да черт с ним, он свое пожил! Мне тебя жаль, Андрюша, ведь тебе один только день остался.

– Ты-то откуда знаешь?

– Все это знают. – Русалка оторвалась от дна и приблизилась. – Знаешь, что будет, если волю Слизня не выполнить?

– Разорвет? Как Дарью?

– Нет. Не разорвет, если я того не пожелаю. – Ее ладонь коснулась моего лица. Я не отстранился, и Анфиса приняла это за добрый знак. – Слизень меня слушает. Ничего он тебе не сделает…

– Если… – поймав паузу, продолжил я. Давай уж, говори.

– Он даст тебе еще один срок. А там я что-нибудь придумаю. Если не хочешь никого топить – я это сделаю! А ты скажешь, что сам утопил. Согласен?

– Нет, – ответил я. – Не собираюсь никого топить, и не нужно мне таких одолжений.

Анфиса замолчала. Не знаю, что творилось у нее в душе, не знаю, была ли у нее душа, но в этот момент я почувствовал, как в ней что-то изменилось.

– Нет, Слизень не убьет тебя за это. Не убьет, даже если я не заступлюсь… Не такой уж он и страшный, как кажется… Но коли узнает, что ты живую душу из воды вытащил, – тогда разорвет!