Небесный огонь - Ариадна Борисова

Чей-то оттяпанный палец с заостренным ногтем шмякнулся под ноги. У призраков отсеченные части тел, падая на землю, рассеивались лохмотьями седого тумана, а новые нарастали немедленно. Этот обрубок исчезать не торопился. Могильные черви лезли из него… Значит, демон без указательного пальца на левой руке и есть истинный Дэллик!

С остервенением отбиваясь и нападая, Соннук ринулся во вражью стену, как в кучу хвороста, изготовленного к запалу костра. Мечущие молнии ледяные очи, блестки на криворогих венцах слились в искристую круговерть. Чутье и сила обостренного Сюра помогли выстелить туманную дорожку из сраженных двойников и вывели к Страннику. Он возился с покалеченной рукой.

– С-сгинь, наваж-ждение, – подняв голову и прикрывая ее локтем, прошелестел белоглазый. – Прочь, блаж-жь недуж-жного раз-зума…

В голове Соннука зашумел ураган, и глаза затрепетали в глазницах. В дикую песнь ветров влился звон дружеского железа. Болот встал рядом. Меч ботура взметнулся одновременно с левой рукою Дэллика, заслонившей лицо. Но прежде чем отхваченная кисть Странника побежала по земле раскоряченным пауком на четырех пальцах-ножках, черный меч проколол Соннуку грудь.

Глазищи демона, лилово-багровые в звездном свете, выпучились. Глотка издала громкие ползучие звуки, подобные шипенью двух залитых водою костров. Из пореза на щеке вывалилась и повисла перерубленная надвое головка змеи. Лицо заходило ходуном, из пор кожи полз страх, и черви вздыбливали слепые головки…

Ах, вот как? Есть чего ему бояться, вечному Страннику?! Теряя сознание, Соннук неожиданно для себя засмеялся. Тут она и саданула – боль. Кромешная, лютая… С песком в глазах, кипятком в легких… С вонзенными в грудь клыками Мохолуо…

Плыла и качалась лодка свинцового мира. Ускользающий в беспамятную темь рассудок возвратился рикошетом жестокой рези во всем теле. Изо рта, затекая в ухо, струился медно-соленый ручей. Соннук лежал, обратив лицо вбок, грудь в грудь с влажной землей. Едва ли не у самого носа две четырехпалые руки с синими ногтями волокли куда-то два червивых пальца. Раненный удивился сквозь вопящую боль: «Это что – Болот отрубил Страннику обе ладони?» А одна вдруг пропала… из отражения! Просто к камешку притулилось глядельце, в нем и отражалась рука. Девичья потешка, подаренная Атыном любимой девушке, вылетела из-за пазухи Соннука, а он о ней и забыл… Жаль, так и не удосужился отдать Илинэ обратно.

Истекал сок жизни. Чувствуя, как кровь и плоть становятся кровью и плотью земли, Соннук из последних сил держался на мучительно знакомой грани инобытия. Чтобы не уплыть сознанием в запределье, уставился в глядельце. В нем ярко горела звезда. Тонкая вещица сильно погнулась, поэтому звездный луч, преломляясь в выпуклой середине, падал на ворох сухих щепок.

Мысли странно раздвоились, будто голова думала одновременно левой и правой половиной. Левая рассудительно прикидывала: «Будь луч в небе горячий, солнечный, щепки загорелись бы от отражения, а с ними и я». Правая сторона головы умоляла Белого Творца продлить жизнь брату.

– Моя обида давно ушла, Творец, – слетела с губ страстная мысль-молитва. – Теперь я знаю – это Ты позволил Атыну подарить мне жизнь… Это Ты показал мне, как прекрасно быть человеком… Надеяться, верить… Любить… Прошу Тебя, верни брату часть моего Сюра, Творец! Я познал счастье. Мне больше ничего не нужно, только бы Орто жила!

А жизнь неслась быстрее падучих звезд. Боковое зрение уловило невдалеке суматошный бег множества ног в щегольских сапогах. Удирали Дэллики…

Соннук снова глянул в глядельце. Пыльная поземка крутила лесной мусор в выгнутой вещице. Лишь промельк пары сапог настоящего Дэллика обнаружил отражатель. Не показывались в нем призраки. Появились другие ноги, обутые в обычные ровдужные торбаза, и на колени перед Соннуком опустился Болот.

– Прости, кинул тебя. За демоном гнался…

Соннук слабо вздохнул, стараясь не упустить дыхание.

– Найди Странника, Болот.

Воин осторожно перевернул раненого на спину. Из груди Соннука толчками выбивалось тепло. В соленом рту на зубах хрустел песок.

– Меч Атына возьми с собой… и глядельце. Брат его для Илинэ сделал… Видишь пластинку-отражатель? Рядом лежит… Призраков в ней не видно, а Дэллик – отражается… И еще, вдруг пригодится тебе: можно поймать глядельцем солнечный луч и направить его на Небыть… тогда она зажжется. Небыть горит, Болот… она горит на честной земле, эта черная кровь Преисподней…

Ботур поднял глядельце, сунул за пазуху. Соннук снова разлепил спекшиеся губы – улыбнулся.

– Я был с Олджуной, – прошептал он. – Наверное, она зачала… От настоящей любви на Орто приходят хорошие дети… Если родится сын, скажи моей… любимой: пусть даст ему имя Сюрха́н… Теперь беги.

– Как тебя брошу? – всхлипнул Болот.

– Беги… – прохрипел Соннук, и сознание его помутилось.

Он уже не услышал, как Болот закричал, потрясая кулаками:

– Черной крови черные псы!!!

В ответ из щелей в зубьях железной двери вырвался презрительный хохот.

Долгунча приближалась к Хорсуну, приподняв над головой распущенные волосы, красивая и большая, как коновязь с боковыми развилками.

– Я не видел, как умерла моя жена, – говорил он, пятясь. – Не видел нашего сына. Нарьяна родила его мертвым. Так сказал жрец… Я был на охоте, когда это случилось. Но именно потому, что не видел их смерти, они со мной, и они живы!..

Девушка наступала на него с молчаливой настойчивостью и улыбалась. Хорсун знал: еще один шаг – и он покорится. На румяных щеках Долгунчи играли ямочки, от тела исходил тонкий притягательный запах.

Неожиданно подумалось: а ведь он любит эту настырную девицу. Любит с тех пор, как впервые увидел и услышал ее хомус, умеющий передать все: смену дня и ночи, времена года, радость и гнев… Любовь и страсть.

Будто доказывая себе самому, Хорсун повторил:

– Они живы! Почему ты не хочешь понять?! Пусть Нарьяны и сына нет на Орто, я люблю только их, я привык к ним, таким, какие они есть, и мне… хорошо! Это глупость – думать, что я… Ты мне не нужна! Мне никто не ну…

Долгунча подняла укоризненные глаза, и Хорсун обмер. Глаза сияли звездами, двумя Северными Чашами, освещающими его скорбный путь. Как мог он спутать рослую северянку с Нарьяной!

Бесконечно виноватый перед женой в мыслях, протянул к ней руки и зажмурился. Сейчас упадет черный ливень… Растерянный и счастливый, обнял Нарьяну. Прижал к груди осторожно, нежно, сцепив пальцы за ее спиной. О, как хорошо, что он умер! Не было, не было, не было весен разлуки…

Она подождала, пока его затуманенные счастьем глаза не прояснились, и вздохнула:

– Отпусти меня, Хорсун.

От ласкового голоса жены он едва не сошел с ума.

– Мне тяжело видеть тебя в вечной печали, – продолжала Нарьяна. – Ты – живой человек. Ты – старейшина. У тебя Элен. У тебя наша девочка.