Не тяни леопарда за хвост - Элизабет Питерс

Ко входу я пробилась без особого труда. С таким зонтиком нигде не пропадешь. Мне особенно по душе его внешняя безобидность и даже некоторая кокетливость: за веселыми оборочками никто не углядит острый кончик из закаленной стали.

Мрачный прогноз Эмерсона насчет возможности остаться за дверью меня только позабавил. При чем тут приглашение? Достаточно было назваться охраннику — и путь оказался свободен. Да и зонтик тоже сыграл свою убедительную роль.

Достало ли Баджу глупости пригласить и прессу, я понятия не имела. Да это и неважно. Чтобы репортеры прозевали такое событие?! Буквально с порога мой взгляд выхватил в толпе знакомую рыжую шевелюру. Мистер О'Коннелл, приткнувшись у самых дверей лекционного зала, занимался любимым делом — безостановочно строчил в своем блокнотике.

Заметив меня, ирландец дернулся, как будто собрался улизнуть. Потом передумал, задрал нос и в качестве приветствия процедил нечто крайне невразумительное.

— Ну-ну, друг мой! — Я игриво ткнула его ручкой зонтика в бок. — Не дуйтесь. Мы еще даже не сравняли счет. Вспомните, сколько раз вы обводили меня вокруг пальца? И справедливости ради согласитесь, что на моем месте поступили бы точно так же.

— Вот еще, — фыркнул Кевин.

— Отлично выглядите, — не отступала я. — Вечерний наряд вам к лицу. Подчеркивает тициановский цвет волос и белизну кожи. Костюм напрокат взяли?

Долго изображать из себя оскорбленную невинность Кевин не мог. Натура взяла свое: в уголках голубых глаз собрались смешливые морщинки, губы дрогнули.

— А вы-то сами давно из Ирландии, миссис Амелия? Не там ли льстивым речам обучались? Нет, костюм мой собственный.

— Я так и думала. Уж очень ладно сидит.

— А где профессор? Не заболел, надеюсь?

— Надеетесь? Ай-ай-ай, Кевин! Лесть лестью, но такая беспардонная ложь — это чересчур даже для ирландца. Вы были бы счастливы увидеть профессора больным и немощным. — Дождавшись плутовской ухмылки, я продолжила: — Меня дела задержали. Профессор уже должен быть где-то здесь. Не видели его?

— Нет. Но я и мистера Баджа не приметил, а он-то точно здесь. Думаю, они оба прошли черным ходом. Полюбуйтесь, миссис Амелия. — Кевин с гримасой отвращения взмахнул блокнотом. — Составил список приглашенных высокопоставленных персон. Не научная лекция, а светский раут, ей-богу! Что я тут делаю, спрашивается? Послали бы леди Уотсворт, которая снабжает «Куин» новостями из жизни сливок общества. Не стоило мне соваться в это дело, и точка.

— Может, по своей сопернице истосковались?

— А что? С ней хоть не скучно было. Но крошка сдалась. Набила мозоли-то... вот и сбежала к бабуле. Двери закрывают, миссис Амелия. Пойдем?

— Если не возражаете, я сяду рядом.

Кевин стрельнул в меня подозрительным взглядом.

— Что задумали, миссис Эмерсон? Почему одна? Где профессор?

— Опоздаем, Кевин!

Зал был забит до отказа. Проходы остались вдоль стен и по центру зала, а все остальное пространство заняли ряды стульев. Газовые лампы освещали подиум с пятью стульями, длинным столом, кафедрой для лектора и подставкой вроде козел. Для прессы отвели первый левый ряд, а в центре восседали особо почетные гости. Коллеги Кевина любезно приняли меня в свою компанию; мы едва успели устроиться, как двое дюжих парней в форме охранников Британского музей внесли саркофаг и осторожно опустили на подставку.

Вслед за леди Хенутмехит на сцене объявился сам прославленный археолог Бадж. С достоинством уселся во главе стола, небрежно забросил ногу на ногу и якобы погрузился в изучение бумаг, которые принес с собой.

Последними на подиуме заняли места сэр Уильям Эпплби, один из попечителей музея, член Королевского общества мистер Алан Смит-Джонс и некий лысый джентльмен в вечернем туалете, — по-видимому, хирург из соседнего медицинского колледжа. Египтологов проигнорировали.

Эмерсона в поле зрения тоже не было.

Дождавшись, когда напряжение среди публики достигло нужного уровня, мистер Бадж поднялся и прошествовал к кафедре.

— Милорды... леди и джентльмены, — начал он, после чего ударился в уже знакомые нам глубоко научные разглагольствования.

Слушатели терпели не долго. В этот зал их привело не совсем здоровое, я бы сказала, любопытство — все ждали разоблачения египетской мумии. Цитаты из Геродота и Книги Мертвых, которыми сыпал многоуважаемый хранитель, никого не заинтересовали.

Уж не знаю, каким образом, но ненавистные мистеру Баджу низы умудрились-таки проникнуть на лекцию.

— Приятель! — Хриплый бас перекрыл благовоспитанный шумок в зале. — Может, одежку-то со старушки снимешь?

Грубияна утихомирили. Этого. Заткнуть рот следующему было далеко не так просто.

— ...Тело покойного погружалось в ванну с жидкой окисью натрия, где и оставалось в течение довольно длительного срока, а именно девяноста дней... — бубнил лектор.

— Понес околесицу! — громыхнуло из глубины зала. — Эй, Бадж! Не дури людям головы своей белибердой.

Сердце мое вернулось на положенное место, заполнив тоскливую черную дыру, что зияла в груди с того самого момента, когда я не обнаружила Эмерсона среди зрителей. Этот голос... его нельзя не узнать. Эмерсон здесь! Он не поехал... туда. Кошмар закончился... нет, всего лишь отсрочен.

Аудитория одобрительно зашумела, заскрипела стульями, кто-то, кажется, даже присвистнул. Словом, под давлением общественности Бадж был вынужден прервать «околесицу». Поправив очки и старательно делая вид, что не узнает своего оппонента, Бадж вытаращился в зал.

— Если мне будет дозволено продолжить...

— Не будет, дурья твоя башка, — пророкотал тот же голос.

Кевин, обернувшись, восторженно хохотнул:

— Профессор! Ура! Теперь мы со скуки не помрем, и точка!

Где-то в центре зала ряды зрителей всколыхнулись, выпуская... нет, читатель, не угадали. Первой над людским морем появилась черноволосая кудрявая голова ребенка. Мой грешный, но обожаемый супруг водрузил на плечи Рамсеса... одетого, как выяснилось, когда он воспарил над залом, в безобразно засаленный костюмчик с когда-то белым кружевным жабо, истосковавшимся по крахмалу и утюгу.

— При всем моем глубочайшем почтении, мистер Бадж, вынужден указать на вашу ошибку. (У меня упало сердце: если Рамсес открыл рот, закроет он его не скоро.) Проведенные опыты доказали состоятельность моей первоначальной версии относительно...

Бадж наконец пришел в чувство:

— Что за... Да как вы... Сядьте на место, профессор! Тишина в зале! Немедленно прекратите, молодой человек!

— Ну ты че? — гаркнул тот же хриплый голос. — Че ты? Дай мальцу-то сказать!

Публика разразилась смехом и аплодисментами. Профессор двинулся по проходу к сцене, придерживая за ноги Рамсеса. Наш сыночек, само собой, не умолкал ни на секунду; я это видела, поскольку и лекция малолетнего экспериментатора, и протесты Баджа утонули в одобрительном хохоте аудитории.