Угадай кто - Крис Макджордж

«Не может быть! – всплыла в сознании фраза, а затем более актуальный вопрос: – Как же я сразу не понял?»

Двадцать пять лет… да, прошло двадцать пять лет. И вот он здесь. Как мог он о нем забыть… как он сразу не догадался? Неужели он столь примитивен? В голове вмиг всплыли все воспоминания, глубоко погребенные под грудами таблеток и залитые литрами алкоголя. Мистер Джефферис. Отец Эрена, которого увезла полиция. Это было его рук дело, благодаря этому он и стал знаменит – к чему всегда всей душой стремился, – но благодаря ему же Эрен остался без отца. Никем другим человек в маске и быть не мог, только Эреном, а он, Шеппард, даже ни разу о нем не вспомнил.

Он с самого начала называл его Морганом. Вот и первая зацепка. Никто и никогда больше не называл его по имени. Его рекламный агент, его официальный представитель, его подружки, несть им числа, – все звали его Шеппардом. Он потолковал об этом со своим официальным представителем – нельзя сказать, что тот не любил его имя, скорее, запал на фамилию. «Шеппард – очень хорошее имя, крепкое, на него можно шляпу вешать. Имя, можно сказать, библейское, разве что не совсем правильно пишется», – твердил тот[15].

Потом очки – еще одна улика. Шеппард никогда не носил очки на публике, еще со школы. Он их терпеть не мог, поэтому надевал крайне редко, предпочитал напрягать глаза. У него была сильная близорукость, но он научился с ней уживаться. Когда стал постарше, перешел на контактные линзы, но дома, где никто не видел, у него и очки всегда были под рукой. Он помнил время, когда ему прописали эту пакость. Мать заставляла носить их каждый день, и он слушался. Но как только выходил из дома, всегда снимал, они ему были противны. Клал их в задний карман и шутил при этом – хотя, впрочем, отнюдь не шутил, – что надеется раздавить их вдребезги, когда сядет.

Теперь все понятно. Но, глядя в лицо Эрена на экране, он не верил собственным глазам. Даже несмотря на подсказки и улики, не верил, хотя правда смотрела ему в лицо.

– Эрен, – проговорил он, приблизившись к экрану почти вплотную, – это ты?

– Ну здравствуй, старый дружок, – улыбаясь, отозвался Эрен. – Правда, я больше не Эрен. Это имя звучит как-то неказисто, да и воспоминания, с ним связанные, нельзя назвать добрыми. Теперь все зовут меня Кас. Кас Карвер. Нравится?

– Кас? Что это?

– Мое имя.

– Нет, это не твое имя. Тебя зовут Эрен.

Эрен сдвинул брови:

– Возможно, у нас с тобой есть общее прошлое. Но предупреждаю, Морган, не пытайся делать вид, что ты меня знаешь. Много воды утекло с тех пор, как ты предал меня, и я теперь совсем изменился. Да и ты тоже, хотя в твоем случае, боюсь, скорее к худшему, если, конечно, такое возможно. Кто бы мог подумать, что именно так все и выйдет?

– Погодите…

А, Райан подал голос. Во всяком случае, так ему показалось. Он слышал теперь только слова, не распознавая, кто говорит.

– О чем это он? Кто он такой?

Как объяснить?..

– Шеппард!

– Мы подобрались к сути вопроса, именно этого я с нетерпением ждал, – сказал Карвер. – Для нашего героя, нашего главного действующего лица, настало время объясниться.

– Эрен, – сказал Шеппард, протянув руку к экрану, – прекрати, выпусти нас. Прошу тебя.

– Нет. Не выпущу. Поскольку, как видно из всего этого спектакля, ты так ничего и не понял. Ты даже не узнал, кто я.

– Но теперь-то знаю, ты же видишь, Эрен. Да, я тебя знаю. И помню. Помню все, что мы с тобой вдвоем делали. И мне очень жаль. Ты не представляешь, как мне жаль. Мы с тобой были лучшими друзьями. Я же все помню. Но прошу тебя, выпусти нас.

По щеке Шеппарда скатилась слеза. Он плакал… он же никогда прежде не плакал, не помнил себя плачущим. Плакать ему не пристало, слезы – это для других, но не для него.

– Прошу тебя, Эрен…

– Не называй меня так, – сказал Эрен. – Я не Эрен.

– Прошу тебя, отпусти хотя бы остальных. Все же случилось между нами двоими. Эти люди не имеют к моему поступку никакого отношения, – сказал Шеппард, обведя рукой комнату.

Эрен, кажется, заколебался, наклонился к экрану.

– Какое бескорыстие, какая жертвенность, поразительно – это так на тебя не похоже! С тобой все в порядке? Может, расстройство желудка? Но нет, подозреваю, ты притворяешься, чтобы не потерять лицо. Все еще надеешься выпутаться, правда?

Нет, он уже не надеялся. Он ничего больше не понимал.

– Нет, я не стану вас отпускать, никого. Сначала думал оставить вас там, как мух в банке, и смотреть, как вы жужжите, не зная, что делать, как выбраться. А теперь меня зацепило, мне стало любопытно. Уж очень хочется посмотреть, как ты справишься. Мало того, очень хочется посмотреть, как ты умираешь. В общем, сгноить тебя там, мне кажется, дело доброе. Но если справишься, если у тебя получится, остальных, так и быть, отпущу.

«Остальных…»

– Значит, я раскрываю убийство – и ты всех остальных отпускаешь?

На лице Эрена проступило разочарование.

– Неужели у тебя настолько мозги иссохли? Я ведь, кажется, это и сказал – или нет?

– Мне может кто-нибудь объяснить, что здесь происходит?

Ага, кажется, голос Мэнди. Но о других он сейчас думать не может. Нет, не сейчас.

– А со мной что будет?

– Ну что… думаю, нам с тобой есть о чем поболтать, – сказал Эрен и снова улыбнулся.

Шеппард слушал не двигаясь, только кивнул.

– Хорошо, – сказал он.

– Распутай это дело, Морган, или умри вместе со своими товарищами по… несчастью. Ты сам так решил. Но вот еще что… ты можешь кое-что для меня сделать? – спросил Карвер.

– Да, конечно.

Однако каким же он стал хлюпиком и мизантропом! Он понимал, что только Эрен может освободить их. Неужели Эрен этого не видит? Неужели не видит, что он готов на все, лишь бы спастись и спасти?

– Расскажи всю правду, Морган, – сказал Эрен. – Хотя бы раз в жизни расскажи правду.

Шеппард рухнул на пол, не в силах больше сдерживать слез. Это же Эрен Карвер. Тот самый мальчик, который когда-то был его лучшим, его единственным другом.

Но теперь что-то изменилось. С ним что-то случилось.

Слезы жгли глаза от осознания правды: в том, что случилось с Эреном, виноват он, Морган Шеппард.

– Шеппард! Шеппард!

Кто говорит?

Дышать стало тяжелее. Действительно ли это уже чувствовалось, или дело в том, что он знал: им перекрыли подачу воздуха и ежесекундно кислорода становилось все меньше? С каждым вдохом он и его товарищи по несчастью на шаг приближались к смерти. Не нужен таймер, не нужен обратный отсчет, чтобы знать: они попали в беду, причем серьезную, – в таком переплете они еще не бывали. Смерть от удушья, смерть, которая проникает в тело сквозь каждую пору, хватает за сердце и по капле выжимает из него жизнь.