Легенда о Глорусе - Вика Соколова

«Получилось! Мы живы! Все хорошо!» — заполнились мысли победными словами. Покуда громкий удар не прогнал их прочь, как испуганных птиц.

Я притормозила Эрнеста и оглянулась — лошадь Иоанна нерешительно мялась на мосту, а сам он лежал на земле с торчащей в районе груди стрелой. Сперва я решила страшное — что мужчина мертв. Однако он задвигался, даже смог встать и, ударив лошадь, отправил перепуганного ребенка подальше от башен. Тот начал хаотично ворочаться то вперед, то назад, из-за чего лошадь снова сбавила темп, не понимая, чего хочет всадник.

—Рудольф, сюда!— закричала ему, пытаясь сосредоточить внимание на себе.— Езжай ко мне! Сюда!— развернула коня навстречу.

Парень смог собраться и пустил лошадь в галоп. Как только он проехал мимо, мои внутренние качели вновь опустились, даруя секундное успокоение, чтобы потом набрать очередной разгон, ведь перед глазами встал Иоанн. Он неспешно шел спиной вперед и пытался отбиваться или уклоняться от стрел пока еще одного лучника. Но если доберется конница стражников — это конец.

«Он ведь так близко. Близко. Но там лучник. Но один. А в движущуюся цель ведь попасть сложнее, верно?» — проскочила бессвязная мысленная борьба, которая должна была решить, в какую сторону мне ехать.

В итоге, плюнув на все, я поехала к Иоанну. Чтобы он не обернулся, слыша приближающегося неизвестного конника, и не пропустил стрелу, пришлось кричать, что еду я, Ингрид. Когда мы наконец поравнялись, я протянула руку, дабы Иоанну было проще забраться на коня, ведь левое плечо у него оказалось прострелено. От каждого неосторожного движения рана разрасталась все больше, выплескивая кровь, которую уже было не удержать… Так много, что ткань одежды уже не справлялась ее впитывать и красные искривлено-овальные капли начали вырисовывать запутанный узор на земле.

Удар. Настолько сильный, что почти выбил меня из седла. Тело откинулось назад, а когда вернулось, острая боль охватила всю левую сторону тела. Ядро болезненной пульсации объяло настолько большую площадь, что даже нельзя было понять, что именно причиняло такое страдание, забравшее силы даже на крик. Я потеряла контроль над левой рукой: она болталась обмякшим отростком, излучающим лишь потоки неописуемой боли. Такой, что хотелось от нее избавиться, отрезать… Или хотя бы потерять сознание, чтобы ничего не чувствовать. Но когда конь наконец тронулся, когда его тяжелые копыта вбивались, как молот, в землю, по нервам начала проноситься такая кислотно-обжигающая боль, которая, казалось, разъедала все до костей. Снова и снова. Снова и снова… Что заставило меня молиться не просто упасть без чувств, а разом все прекратить, оборвать тонкую нить. Но покоя никак не наступало, никакого, поэтому хотелось хотя бы слезть с лошади, ибо тряска истязала тело, как в адском блендере! Но мне не позволили. Пришлось и дальше висеть на руке Иоанна и пробовать на вкус предоставленные болью блюда.

«Хватит. Хватит. Прекратите тревожить мое тело. Хватит тревожить. Оставьте в покое. Не хочу больше ехать. Не хочу…»

Когда лошадь остановилась, я обрадовалась, что мы наконец добрались, что все закончилось, что все будет хорошо. Я открыла раздраженные опухшие глаза и осознала, что все это чушь: мы были лишь у самого начала хребта, до деревни разбойников — минимум полчаса езды.

«Не выдержу столько. Дайте сдохнуть, пожалуйста».

И вот, укрывшись за елями, все заговорщики собрались вместе: Джеральд, Рудольф, Иоанн и я. Всем, блин, досталось. Все были красивые.

Иоанн осторожно, дабы не задеть меня, слез с лошади, и они с Джеральдом принялись вынимать из его плеча стрелу. Чтобы этого не видеть, я отвернулась, однако… не следовало.

—Господи,— выдохнула дрожащими потрескавшимися губами, рассмотрев левую руку, на которой словно красный «рукав» сделали.

Но взгляд сосредоточился на другой детали — стреле, что болталась на коже предплечья. Наконечник пробил плоть, но все же не сумел пройти насквозь. Я даже не мыслила об этом, не чувствовала, хоть это и было самым очевидным ответом. Что еще могло произойти? Но ладно, мозг занимался обработкой совершенно иной информации, а теперь, после увиденного, начал посылать сигналы о приступе истерии.

Долго скулить и обмазываться соплями не пришлось: большие руки обхватили меня за талию и медленно, под вялый протест, опустили вниз.

—Нет, нет, можно здесь…— сквозь слезы пыталась донести, чтобы оставили меня в покое.

—Прости, но нужно вытащить стрелу,— мягко сказал Джеральд и отнес к рядом стоящему дереву, у которого и оказывали первую помощь Иоанну.

Идея избавиться от стрелы мне не очень-то понравилась, потому что в фильмах обычно люди орали не когда в них стрелы попадали, а когда их именно вытаскивали! Однако из меня вырывались не крики, а лишь хриплые стоны. Вроде никаких громких звуков не издавала, а голос посадить успела.

—Черт, отстой, мать твою…— периодически выдавливала из себя ругательства, когда из меня «выдавливали» стрелу.

—Она нас проклинает?— испуганно поинтересовался Рудольф.

—Надеюсь, что нет.

Иоанн, немного оклемавшись после «операции», подошел к лошади и достал из сумки небольшой сверток, который, вернувшись, отдал Джеральду. Тот сказал, что нужно обработать рану. Я была не против, но после небольшой приписочки, что нужно будет немного потерпеть, я начала возникать: «Хватит с меня сегодня!»

—Ингрид, это необходимо,— твердо произнес Джеральд, и его слова дошли до моего детского в тот момент сознания.— Ты же хочешь, чтобы у тебя рука осталась?

«Что? Терять руку не входило в мои планы. Капец».

—Угу,— кивнула я, дав согласие на продолжение экзекуции.

И вновь из меня посыпались глухие крики, ибо голос окончательно сел, а горло мучительно резало изнутри. Не знаю, что за зеленый порошок насыпали мне в рану, но казалось, будто кожу безостановочно прижигали. Стиснутые зубы скрипели, пот сыпался градом, тело лихорадочно трясло, сердце бешено колотилось, работая на износ. Я была чертовски измотана. Сил совсем не осталось, даже взгляд не могла поднять. Просто пялилась в одну расплывшуюся точку и прислушивалась к жжению раны и разносившимся от нее болезненным спазмам. Вскоре веки налились свинцовой тяжестью и я провалилась в черную бездну. Гораздо позднее, чем того хотела.

Свет. Теплый луч света опустился на веки, заставляя проснуться,— перед глазами появился незнакомый деревянный потолок. Я хотела приподняться и оглядеться, но тело будто онемело: ни ногой, ни рукой пошевелить, так и продолжила пялиться в почерневшую древесину и наслаждаться странным травянисто-земляным запахом, исходившим непонятно откуда. Было неприятно и страшно. И чем больше проходило времени, тем страшнее становилось. Контроль над телом никак не удавалось вернуть, хоть я и очень силилась и напрягалась. В итоге, как многоножки, в голову начали заползать ужасные мысли.

«Почему не могу двигаться? Почему не могу говорить? Меня парализовало? Из-за чего? Что произошло? Я теперь овощ, что ли, и навсегда останусь прикована к постели?!»