Аферист - Евгений Анатольевич Аверин

Но нет. А все почему? — Гурский поднял палец.

— Почему? — Выдохнул я, подыгрывая.

— Да потому, что вопрос в земле. И во временных затратах на труд. Крестьян отпускать с землей надо. А бунтовщикам требуется ровно наоборот. Как в Англии. Освободят крестьян без земли. И кем они станут? Сейчас, в случае чего, помещик позаботится. И даже обязан кормить при сильных хозяйственных неудачах. А будут навечно батраки у российских лендлордов. Никто и нечего им не обязан. На фабрики, в рабы, восемнадцать часов в день у парового молота или ткацкого станка. И получится такая мутная вода, в которой заведутся самые злые черти. Понимаешь?

Я понимал. Гурский в прямую не говорит, но намек есть. Когда я пытался вникнуть в хозяйство, то изучал экономику крестьянского двора. По всему выходило, что крестьянин затрачивает на сельские работы около ста дней в год вместе с барщиной. Этого с трудом хватает на пропитание. Но хватает. Если убрать барщину, то качество обработки своей земли он может повысить. Остальное время идет на отхожие промыслы. Или многие предпочитают «устроить завод» дома. В чистую прибыль себе.

Для развлечения я посчитал, сколько времени работали мои разбойники. Получилось два дня в неделю. В среднем. Выследить и добыть лося, устроить ловушку на кабана, обиходить огород, заготовить дров этого времени хватало.

Но если у них отнять лес, а у крестьян землю, то либо бунтовать и бандитствовать с известным концом, либо идти на работу. И тогда уже восьмичасовой рабочий день и два выходных в неделю покажутся высшими достижениями современной цивилизации.

Недовольство нарастает. Возникает революционная ситуация. И гибель государства. То, что возникнет на его обломках, мне не понравилось. Но и в сохранении старого я не вижу выхода. Может, знаний мало?

— И кто же ратует за это?

— Самые опасные мысли у некоего полковника Пестеля. Он же Пауль Бурхард.

— И Пестель немец?

— Немец. Учился в Гамбурге и Дрездене. Масон ложи Трех Добродетелей. Возглавил Южное общество в Тульчине. Желает смерти всей царской семьи. Не надо объяснять, с чьей подачи?

— А Северное не желает?

— Господин Рылеев более ратует за республику по американскому типу. Они там Джоржем Вашингтоном восторгаются и Франклином.

— Один из членов Лунного общества, — проронил я.

— Петров просветил уже? Да, и здесь они. Впрочем, довольно безобидные прожектеры. Но за их спинами большая игра. Я скоро уезжаю в Петербург и доложу о твоем предложении.

— Нет. Нет-нет-нет. Я еще ничего не предлагал, — испугался я деятельного огонька в глазах очень тайного советника.

— Мысль дельная. Не спорь. Разом всех бунтовщиков выявить и вычистить. Конечно, потом опять наплодится всяких, но время выиграем.

— Зачем?

— Ты не веришь в самодержавие?

— Я не верю в успех, если оставить все, как есть.

— Так может, примкнешь к Северным?

— Я уже примкнул к тебе.

— Тогда предложи свое. Мы еще вернемся к этому разговору.

Антуана я увидел издали. Обреченные глаза мелькнули в двери полицейской кареты на полозьях. Я отвернулся.

Федор уже встает и ходит по дому. Слаб еще, но Василиса чуть не на руках его носит. Нужен в доме мужик, так и пусть пока за хозяйством присматривают. А мне срочно надо развеяться. И подумать.

В Суличе я все же отправил Игната в Москву. Есть какая-то государственная программа по выкупу рабов, но денег у нее нет. Зато есть отработанные каналы и связи. На них и расчет. Бумагу ему куратор вручил, подорожную оформили и отпустили честь по чести.

Для начала я поехал в Кострому. Без всяких почтовых долго добираться. Заночевал в трактире. Отдельной комнаты не было. Разделил ночлег с купцом. На утро увидел на его возу лосиной кожи флажок с тотемом, изображавшим рысью лапу.

— Почтенный, — спросил я, — а что это за знак у вас.

— Известно, ваше благородие, такая подорожная, что бережет пуще урядника.

— Дорого заплатили?

— Да уж немало. Зато коли кто баловать решится, то знает, что найдут обязательно и шкуру спустят.

— И были случаи, что спускали?

— Как не быть? Потому и боятся.

— А ну как в полицию на них пожаловаться?

— Ить, барин, человек Вы не торговый, что жаловаться, если они под началом, — тут купец пригнулся ко мне, — у того, кого и поминать не велено.

— Неужели у нечистого?

— Не знаю, а только все его боятся. Сегодня барином ходит, завтра нищим, а то и разбойником. Поймать никто не может, да и не хочет, потому как, кто худое помыслит, вскоре и помрет. А еще у него жена красавица. Только может обернуться, кем захочет. Так-то вот. К ним и от государя советоваться приезжают.

— Так может врут все для пущей важности?

— Да точно говорю, — купец замахал руками, — я сам его видел. Он показывается, как черный лис. Один хотел стрельнуть, да ружье в руках разорвалось. Глаз выбило. А лис засмеялся, как человек и в лес убежал.

— Главное, зла не делает, и то хорошо.

— Дай Бог ему здоровья, — купец перекрестился, — Оне, может, и черт, да порядок при них.

Легенды знатные родственники пустили. И очень правильные. Никак, Егор додумался. Если конкретного человека нет, то любой может им стать. Как бы еще из под контроля не вышли. Но пока и они мне нужны, и я им. Да и не лезу я не в свои дела, а только помогаю.

Алена сбежала по ступеням в одном платье. Так на руках я и понес ее внутрь, чтоб не замерзла. Лакеи проводили в комнаты, и метнулись на доклад. Через полчаса пожаловал хозяин.

Баумгартен крепко обнял меня. Расцеловал по русскому обычаю троекратно.

— Слухами земля полнится, — не отпускал он мои плечи, — рад безмерно видеть Вас в добром здравии.

— А уж как я рад в оном находиться, Карл Иванович.

— Вот люблю за это. Непременный шутник!

— Как Каролина?

— Сами извольте интересоваться, — улыбнулся он, отходя в сторону.

За его спиной прекрасная пациентка вместе с моей супругой. На шее Каролины широкая красная шелковая лента с брошью. Присела в реверансе. Я поцеловал ручку, мельком перехватив взгляд Алены.

— Как Ваше самочувствие? — Спросил я.

— Намного лучше. Слабость еще, но Алена водит меня на прогулки, — голос ее тихий, но уверенный. Голосовые связки восстановились.

— Я рад, что моя жена оказала вам помощь. Позволите забрать ее, — улыбаюсь я.

— Она моя сестра. Теперь, — тихо, но твердо ответила Каролина.

— Да? — не нашел сказать я ничего умнее и посмотрел на жену.

— Да, — просто ответила она.

— Прошу всех к столу, — прервал распросы Карл Иванович.

Все выяснилось. Алена решила устроить обряд братания по-женски. Как это происходит, осталось глубокой