Сердце из нежного льда - Светлана Лубенец

Башлачев вел машину домой и думал о том, что для него все кончено. Он сделал свое дело и теперь для Белозеровой вообще не представляет никакого интереса. А кто же такой этот Тихомиров Максим Александрович? Если Алла до такой степени о нем беспокоилась, то с какого боку был пристегнут к ней Игорь Кравченко? Воистину – чужая душа потемки… Да и своя-то собственная оказалась не лучше. Когда он ехал в Озерки, никак не думал, что станет перед Аллой извиняться, а вот поди ж ты… Все-таки она – шикарная женщина! Даже в растерзанном и сломленном состоянии все равно хороша… Но не про его честь… Башлачев вздохнул раз, другой, а на третьем вздохе вдруг согласился с выражением: «Все, что ни делается, все к лучшему». Ему было бы очень трудно с Аллой. Около нее он всегда чувствовал бы свою ущербность, простоватость и… да что там говорить – неумность. То ли дело Вика. Изображает из себя главу дома, а на самом деле цыкнешь на нее покруче, она сразу шелковой делается. Последнее время перестала даже разлукой с Мишкой пугать. Еще бы! Разве его теперь чем испугаешь? А что Вика растолстела не в меру, так это ничего. Можно в тренажерный зал ее записать или на какую-нибудь там женскую аэробику… А будет возражать, он теперь сам знает, чем ее напугать! Не пикнет! Вот сейчас приедет домой и сразу ей это предложит. Он ей так и скажет: или… или… выбирай, милая!

Проезжая мимо Дома книги, Петр Николаевич решил где-нибудь рядом припарковаться. С трудом найдя местечко в перпендикулярной Невскому улочке, Башлачев прошел в магазин и сразу отправился к разделу «Здоровье». Там он для виду посмотрел книгу «Инфаркт миокарда», потом брошюру «Камни в почках» и уже потянулся было к изданию под названием «Мужчина и простатит», но вовремя отдернул руку. Ага! Стоит ему только взять эту книгу, как окружающие женщины сразу подумают, что он уже вышел в тираж. А у него все еще в полном порядке. Башлачев так воровато огляделся, что наблюдатели, которые обязательно имеются в таком крупном магазине, могли бы подумать, что он хочет украсть «Камни в почках». Петр Николаевич срочно поставил брошюру на место, соорудил на лице выражение, которое обычно принимал на рапортах у директора института, и огляделся по сторонам взглядом, полным достоинства и величия. Вот, пожалуйста: рядом какая-то миленькая дамочка рассматривает «Справочник врача-дантиста». Приударить бы за ней – и свой дантист в кармане… Хотя, конечно, было бы лучше, если бы она рассматривала «Мужчину и простатит». Такого врача гораздо важнее иметь в загашнике. Башлачев еще раз бросил взгляд на миловидную женщину и вынужден был сказать себе, что находится здесь не за этим.

Он бочком продвинулся к самым ярким и крупным по формату книгам на соседних полках. На их глянцевых обложках были изображены обнаженные тела мужчины и женщины, в одиночестве или слившихся в экстазе объятий. Как бы так незаметнее прихватить одну? Как-то он все же не приучен к тому, чтобы интересоваться этой темой без бегающих глаз и румянца во все лицо. Ну и что тут такого, если он открыто возьмет с полки эту книгу? Да ничего! Хотя… с другой стороны, женщина-дантист может подумать, что он в этом вопросе до такой степени профан, что ему нужна просветительская литература. Башлачев еще немного покрутился рядом с бесстыдно обнимающейся на обложке парой, рассматривая то «Женщину и материнство», то «Лечение остеохондроза в домашних условиях», а потом неизвестно зачем протянул руку к брошюре «Глаукома и вы». Очевидно, поведение Башлачева со стороны выглядело настолько подозрительным, что перед ним неожиданно вырос молодой розовощекий охранник в паре с очень худосочной на его здоровом фоне продавщицей по имени Елизавета. Именно это имя было написано на ее бэйджике.

– Вам помочь? – пропищала Елизавета, сурово поглядывая на Петра Николаевича, а охранник при этом очень выразительно перекатил жевачку из-за одной щеки к другой.

– Нет-нет! Спасибо! Я уже выбрал! – самым бодрым голосом ответил Башлачев.

К «Глаукоме», которую он так и держал в руках, ему пришлось добавить «Лечение остеохондроза». Идя к кассе мимо ярких глянцевых книг, Петр Николаевич махнул рукой на свой имидж и самым ловким образом сдернул с соседней полки «Сексуальную энциклопедию» с женской грудью на обложке, очень крупно взятой фотографом, а потому напоминающей два неопознанных летающих объекта. Вообще-то, ему хотелось взять «Как разжечь мужскую страсть», но теперь, когда он был преследуем охранником с Елизаветой, выбирать уже не приходилось.

За кассой сидела пожилая женщина в красном в золотую клетку газовом шарфике на толстой шее, точь-в-точь таком же, какой был когда-то у матери Петра Николаевича в так называемые годы тоталитаризма. Башлачев представил, какое лицо сделалось бы у матери, если бы она увидела эту энциклопедию. Именно таким лицо сделалось и у кассирши. Отдельно от развращающей литературы она любовно упаковала «Глаукому» и «Остеохондроз» в фирменный пакет Дома книги.

– А эта, – она грозно ткнула пальцем в объектоподобную грудь на обложке, – в наш пакет не поместится!

Петр Николаевич почувствовал, что если он еще на минуту задержится около этой кассирши в тоталитарном шарфике, то она очень доходчиво объяснит ему, почему подобные книги и не должны помещаться в пакеты солидной фирмы. Он решил, что и сам все прекрасно понимает, прикрыл от посторонних глаз энциклопедию пакетом с «Глаукомой» и поспешил к выходу. На выходе Башлачев с большим облегчением сунул фирменный пакет с оздоравливающей литературой в большую квадратную урну, предусмотрительно поставленную рядом, и, прикрывая добычу полой куртки, побежал к своей машине. Прежде чем ехать, он, уже за рулем, полистал энциклопедию и пришел к выводу, что книга нужная и наверняка не хуже той, которая про мужскую страсть. Сегодня же вечером, когда Мишка уляжется спать, он выдаст ее Вике. Пусть ознакомится, узнает, что кроме миссионерской позы есть множество других, гораздо более соблазнительных, и что если ему, ее законному мужу, хочется в постели чего-нибудь эдакого, то он вовсе не извращенец, а нормальный продвинутый в этом деле мужик.

Тяжелый день понедельник, начавшийся самым отвратительным образом и очень тяжело продолжавшийся, обещал закончиться не так уж и плохо. Башлачев аккуратно завернул энциклопедию в «Санкт-Петербургские ведомости», положил рядом с собой на соседнее сиденье и повел машину к дому.

Когда Аллу уже были готовы выписать из больницы, оказалось, что ей не только некуда идти, но также и абсолютно не в чем. Грязную, обгоревшую ночную рубашку, в которой она поступила, конечно же, выбросили на помойку. Ей предложили позвонить родственникам или друзьям, чтобы те принесли ей какую-нибудь одежду. Алла крепко задумалась. Из родственников в Питере у нее была только престарелая тетка, с которой она никогда не водилась, а потому не знает ни ее номера телефона, ни адреса, да и вообще, не известно, жива ли она еще. Подруг у Аллы не было, приятельниц тоже. Ни с кем из сослуживиц она не сходилась теснее того, чтобы вместе работать и обмениваться ничего не значащими фразами о погоде и самочувствии. Игорь погиб, Макс – в больнице. Можно, конечно, позвонить Лехе Никифорову, но после инцидента с гражданином Колымагиным, отягощенным кучей битой посуды, просить его еще о чем-то ей было стыдно. Выходило, что, кроме Башлачева, ей и обратиться-то не к кому. Алла покусала губы, походила взад-вперед по комнате отдыха, в которую ее выселили из палаты по той причине, что на ее место должна была вскоре поступить тяжелая больная, и все же вынуждена была позвонить прямо в личный кабинет Петра Николаевича. Он любезно согласился помочь, только попросил продержаться в больнице до трех часов дня, потому что уже приехали представители завода из Новореченска и ждут его на совещании у директора института. Алле ничего не оставалось делать, как согласиться, и она томилась в комнате отдыха аж до половины четвертого.