Дневник призывателя - Юлия Ставицкая

впервые почувствовал некий холод. Будто вся его душа сжалась в крошечный комок.

Но такое ощущение, что мы как нельзя близко подошли к первопричине некоторых проблем. Ну, или нашли новые. Это с какой стороны посмотреть.

Взглянул на квартиру иначе. От кухни по стенам быстро разрастался мох. Тошнотворно бурый. Смахнул его, но он тут же возник опять. Кое-где и вовсе вовсю проглядывали грибы. Распускали свои юбочки, поднимали шляпки. Мерзость человечества.

– О ком лучше не знать? – Антоша непонимающе посмотрел на меня. В руках он вертел кружку, словно не знал, куда деть руки.

– Ты думаешь, что я знаю? – зло фыркнул я. – Спешу разочаровать, нет. О нем ведь «лучше не знать», – передразнил и откинулся на спинку стула.

– Странно это все …

– Не спорю.

Снимок дед забрал с собой – он так и не разжал кулак.

Я вспомнил, как он его сжал, как дернулись уголки его губ и слегка затряслись руки. Возможно, что мне померещилось, но в глазах деда промелькнуло отчаяние.

– А ты кого видел? Ну, с похожим взглядом… – Тоша неопределенно кивнул, наконец-то поставив кружку. Запомнил. Чудесно.

Я вздохнул:

– В теневом метро повстречал безумного старика в лохмотьях, – я чуть прикрыл глаза, посмотрев на мир сквозь ресницы. – То был иссохший мужчина, взлохмаченный и очень грязный. Его тощие руки взывали к недоступным небесам, а бешенный взгляд метался от одного человека к другому. Периодически он заходился лающим кашлем и дрожал всем телом, подтягивая к груди разбитые колени и обхватывая босые ноги, обмотанные окровавленными бинтами. Он что-то лопотал и вроде пытался петь, но никто не обращал на него внимания. Каждый проходил мимо, словно его не существовало.

Вновь посмотрел на Тошу, который тут же как-то поник после моих слов. Он явно ожидал чего-то интересного, но я совершенно не хотел рассказывать обо всем.

– Ааа, – протянул он. – Сумасшедший, – во всем его облике сквозило разочарование.

Я же усмехнулся:

– Если бы все было так просто. Взгляд у него бы точно такой, как на фото. Нечеловеческий и очень умный. Он… Совсем не подходил его облику.

Это были глаза не безумца. О нет, совершенно нет. Их я достаточно повидал, спасибо тете Агате. Это был взор расчетливого и все понимающего зверя, способного прочесть любого, как открытую книгу. Он хотел открыть меня, как пустой чемодан Он точно знал одно – даже в самом пустом из самых пустых есть двойное дно. И даже не одно. В каждом слове подтекст, в каждом взгляде тысяча мыслей. Он смотрел так, будто раскрывал их все и доставал на поверхность.

От него хотелось бежать без оглядки, и в тоже время это не представлялось возможным. Так кролик сидит перед удавом, а ребенок замирает перед несущимся на него автомобилем. Каждый понимает, чем это закончится, но никто не в силах уйти.

Так остается лишь страх, неподдельный ужас, граничащий с восхищением.

Мы с Тошей вновь погрузились в молчание.

Старик улыбался, а я все шел.

***

Спустя 20 с чем-то лет.

Я стоял перед открытым окном, чуть покачиваясь. Ветер заунывно гудел в трубах, плача, точно раненый зверь и приглашая убегать вместе с ним, туда, где нас не найдут. Он пах вереском и медом, дурманяще и отчаянно. Глаза щипало, словно сейчас расплачусь. Однако вместо слез я бы почувствовал пепел. Он бы пролился дождем, выжигая белок, и на утро бы от меня ничего не осталось – только серые хлопья.

И ветер разнес бы мой прах над городом, который так и не узнает, что рядом бродит тот, кто страшнее любого кошмара.

Закашлялся.

Горло нещадно першило, точно его раздирало изнутри. Ребра болели от каждого движения. Кажется, у меня начался жар. По крайне мере тело горело и ломало, хотя я чувствовал, что замерзаю. Возможно, что холод шел изнутри, оттуда, где у нормальных людей разгорается пламя жизни. У некоторых там же и душа. Моя у меня в голове и руках. Я ремесленник, но мое ремесло отличается от общепринятых. Я охотник, а моя добыча те, кого не существует по официальной версии.

«Надо бы обратиться к врачу», – отстраненно подумал и тут же забыл.

Губы обожгло. Что? Дернулся, как от удара, и сжался на миг, готовый к новому. Но ничего не произошло. Облизался, чуть нахмурившись. Вот оно как… Железный привкус тут же заполнил рот.

Я… доигрался? Вполне возможно. Не вечно же мне выходить сухим из воды. Все же до святого мне далеко. Даже слишком. Сам себя не могу простить, что уж тут говорить о других. Люди в любом случае найдут причину если не для ненависти, то для неприязни. К тому же я заключал некоторые сделки, которые точно бы не одобрил никто из служителей веры. Расплачивался другими людьми и своим временем. Теперь я гораздо старше, чем мои ровесники.

Сплюнул. Судорожно выдохнул, подойдя чуть ближе. Если я сейчас закрою глаза, то перед внутренним взором вновь будет бездна, а в ней… Вода? Или слезы? Уже и не важно. Там омут. Там меня ждут.

Черная вода, что плещется в самом моем сердце и толкает вперед.

Темная кровь, что льется рекой по метро.

Мне никого не спасти? Возможно.

Не уйти самому? Смешно.

Нужно только вовремя понять, когда уходить. Когда настанет нужный миг. Главное раньше, чем он осознает, что я не попался на крючок, как любая мелкая рыбка. Он хочет, чтобы я отдал ему всю свою жизнь и личность, чтобы он мог поиграть, я же ищу лишь покоя. Порой мне кажется, что и ответы на вопросы, ради которых я все затеял, меня уже не особо интересуют. Но… Нечто гонит вперед. Заставляет продолжать искать. Все же куда пропал наш друг? Почему никто не помнит, что он был на том снимке? Девятый человек.

Иногда я и сам себе не верю. Думаю, что придумал его. Однако в глубине души я точно знаю, что он был. Был рядом с нами. Разделял наши желания.

Нас было девять. Осталось к тому моменту.

Но… Я беру фотографии и больше не вижу его.

Его словно стерли. Но мне никто не поверил. Наверное, уже устали. Не слишком ли рано? Не мне решать. Просто… Им захотелось нормальной жизни. А я свою потерял. Не успел вовремя остановиться. Теперь пожинаю плоды. Вот только каждое дерево в моем саду засохло. Он заброшен, покинут и мертв. Единственное, что осталось – могила. Тот гроб, в котором покоится девушка в свадебном платье. Я так и не снял кольца с ее