Разум и чувства и гады морские - Бен Уинтерс

Он переправился с суши на быстрой лодке, осмотрел пациентку и, едва услышав о комариных укусах, заключил, что у нее малярия.

Подобный диагноз крайне взволновал миссис Палмер, она испугалась за ребенка. Миссис Дженнингс, родившаяся и выросшая на заболоченных, кишащих комарами берегах и с самого начала больше Элинор встревоженная жалобами Марианны, услышав вердикт мистера Харриса, помрачнела, подтвердила страхи Шарлотты и принялась настаивать, чтобы та без промедления покинула баржу. Так решился отъезд миссис Палмер. Через час после появления мистера Харриса она с младенцем и нянькой отбыла на сушу, к близкому родственнику мистера Палмера, жившему в нескольких милях по ту сторону Бата. Супруг пообещал присоединиться к ней через день-два, а миссис Дженнингс, хотя Шарлотта настойчиво упрашивала ее уехать с ней, с сердечной добротой (чем заслужила искреннюю любовь Элинор) объявила, что и шагу не ступит с баржи, пока Марианна больна, и что будет заботиться о ней, как родная мать, с которой сама ее и разлучила.

Несчастная Марианна была слаба и пребывала в самом скверном расположении духа. Регулярно исторгая содержимое своего желудка в серебряный горшок, который тут же омывали и снова ставили рядом с ее постелью, она уже не надеялась, что назавтра все пройдет без следа. Мысли о том, что случилось бы завтра, не будь она прикована к постели, лишь усугубляли ее муки, ибо они должны были отправиться в путь домой на «Ржавом гвозде» в сопровождении старых друзей Палмера и неожиданно предстать перед матерью на следующее утро. Марианна говорила мало, лишь жаловалась на неизбежную задержку, поэтому Элинор, которая и сама пока еще в это верила, пыталась ободрить ее, убеждая, что задержка продлится совсем недолго.

Следующий день не принес облегчения. Больная ничуть не поправилась, хуже того, все ее тело с головы до пят покрылось болезненными гнойничками. Правый глаз, куда ее укусил самый крупный и зловредный из комаров, распух, и ресницы слиплись от засохшего гноя, так что она не могла его открыть.

Людей на «Кливленде» стало еще меньше, поскольку мистер Палмер наконец собрался в путь вслед за женой, а пока он собирался, полковник Брендон, с гораздо большей неохотой, тоже заговорил об отъезде. Тут, однако, вмешалась миссис Дженнингс, решившая, что отпустить полковника сейчас, когда его возлюбленная так переживает за сестру, значило бы лишить покоя обоих; поэтому она объявила, что полковник обязан остаться на «Кливленде» ради нее, иначе вечерами, когда Элинор дежурит у постели сестры, ей будет не с кем играть в каранкроллу. Ее увещевания были столь настойчивы, что полковник даже из чувства приличия не смог им долго сопротивляться и подчинился ее желанию по велению собственного сердца.

Элинор слишком поздно поняла, в какое опасное положение ставит их отъезд мистера Палмера. Это он много лет назад спас Страшную Бороду от неминуемой смерти, и, следовательно, лишь его присутствие ограждало их от нападения знаменитого короля пиратов. С его отъездом они лишились всякой защиты, и печальные обстоятельства, в которых они оказались из-за недуга Марианны, осложнились стократ. Не желая ни волновать тяжело больную сестру, ни отвлекать миссис Дженнингс от ласковой заботы о ней, Элинор поделилась своими соображениями с полковником Брендоном, чьи длинные лицевые наросты напряглись от тревоги. Как только миссис Дженнингс поднялась на второй этаж к себе, а Марианна, лежавшая в соседней каюте в ужасной лихорадке, забылась неспокойным полусном, то и дело что-то бормоча в бреду, Брендон и Элинор принялись готовить судно к бою: собрав на берегу мох и листья стрелолиста, прикрыли ими фальшборта для маскировки, французские окна завесили черными шторами, прошлись по палубе, проверяя, в порядке ли пушки и карронады, достаточно ли для каждой пыжей и ядер.

Марианну на следующий день тревожить новостями об оборонительных приготовлениях не стали даже в те недолгие минуты, когда она приходила в себя. Не знала она ни о том, что из-за нее хозяева спешно покинули «Кливленд» — не прошло и недели с момента их возвращения домой, — ни о том, какой опасности они теперь подвергаются. Она и не вспоминала про миссис Палмер, ее отсутствие Марианну ничуть не удивляло и не тревожило.

Со дня отъезда мистера Палмера минуло двое суток, а состояние Марианны ничуть не улучшалось. Мистер Харрис, навещавший ее ежедневно, самонадеянно говорил о скором выздоровлении, прочие же не разделяли его уверенности. Миссис Дженнингс, заметившая, что сознание возвращается к Марианне все реже и что она все быстрее впадает в забытье, пришла к удручающему выводу, что бедняжка заразилась не только малярией, но и желтой лихорадкой, а значит, печальный исход неизбежен. Полковник Брендон, поневоле главный ее слушатель, пребывал не в том состоянии, чтобы отмахиваться от ее пророчеств. Он пытался убедить себя, что бояться нечего, и часами собственными щупальцами ловил на мелководье сардины, чтобы, когда Марианна очнется, ей было достаточно пищи, но долгие часы одиночества лишь способствовали меланхолии, и вскоре он уже не мог избавиться от предчувствия, что ему суждено проститься с Марианной навсегда.

Весь следующий день Элинор продежурила на карронаде, разрываясь между мыслями о страданиях сестры, лежащей в бреду у себя в каюте, и нарастающим ужасом перед безумным пиратом, который, она уже не сомневалась, вскоре явится, чтобы убить их всех и швырнуть трупы на съедение морским чудовищам.

Закончился день еще менее приятно. На какое-то время Марианне как будто стало немного лучше, но к вечеру болезнь вернулась, и симптомы ее стали еще хуже, чем раньше. Марианна надолго забылась, и Элинор решила не отходить от постели сестры, пока та не очнется. Полковник Брендон приступил к ночному дежурству, а миссис Дженнингс рано легла спать.

Час от часу сон Марианны становился все беспокойнее. Сестра с неослабевающим вниманием следила, как та мечется по постели, и вслушивалась в частые, но невнятные жалобные стоны, с трудом удерживаясь, чтобы не разбудить ее от столь мучительного сна, когда Марианна вдруг резко села на кровати и вскрикнула:

— Матушка приехала?

— Еще нет, — ответила Элинор, с трудом скрывая испуг, и помогла сестре снова лечь, — но, я надеюсь, скоро будет здесь. Ты ведь знаешь, от Бартон-коттеджа сюда путь неблизкий.

— Пусть она не едет через Подводную Станцию Бета! — все так же торопливо продолжала Марианна. — Иначе я никогда ее не увижу!

Элинор с волнением догадалась, что Марианна не в себе. Ей показалось несообразным напоминать больной в такую минуту, что Подводную Станцию Бета поглотил океан. Пытаясь успокоить сестру, Элинор пощупала ее пульс. Каким слабым и частым он был! Она поняла, что немедленно должна послать за мистером Харрисом и отправить весточку матери в Бартон-коттедж. О том, как наилучшим образом исполнить второе, она решила посоветоваться с полковником Брендоном и, спешно призвав миссис Дженнингс, чтобы Марианна не оставалась одна, бросилась к полковнику, несшему вахту.

Для сомнений не было времени. Элинор немедля изложила полковнику Брендону и свои страхи, и свои затруднения. Он слушал ее в молчаливом унынии, сурово оглаживая щупальца, но стоило ему взять слово, как все мигом разрешилось, ибо с твердостью, говорившей о том, что он давно предполагал возможность подобной услуги, он предложил себя в качестве гонца и обязался привезти миссис Дэшвуд. Решение было тяжелое, пусть и необходимое: ведь в случае нападения Страшной Бороды Элинор и миссис Дженнингс придется отбиваться своими силами. Зато это самый верный и быстрый способ доставить миссис Дэшвуд на «Кливленд».