Духовные учителя сокровенной Руси - Кирилл Яковлевич Кожурин

прощение положити; и стали класть конечное начало, тогда все умолкли, и положили начало. Тогда отец Филипп, поклонися братии до земли, и рек яко гром грянул. Простите мя отцы и братия, в сем веце и в будущем. Тогда братия яко едиными усты вопияху; Господь Бог тебя простит честный отче. И начаша вси по единому прощатися; прости мя отче честный. Тогда учинился плачь прощальный. Услыша его стали салдаты спрашивать; что у них поп чтоли есть. тогда монастырские сказали им, что попа нету, а есть простой старец. В то время скоро подпустили огня. Когда загорелись, тогда не единой человек не скрычал и не заревел; яко прежде огня все умерли, яко легким сном заснули. Тогда монастырские почали грабить, кому что попадет. Где отец Филипп стоял, то окно было некрепко заперто, однем ставнем; то скоро прогорело. То не точию что другия видели. увидел и посланный афицер; что отец Филипп во пламени под окном, и ризы его целы. и стоял до тех пор, пока не упал потолок. Тогда закрычал афицер на салдатов и мужиков. отнюд ничего не троньте; понеже святаго старца сожгли. воистинну святой старец, что и огнем не горит. А которыя с Филиппом горели, как поклонились порядочно, так все яко уснули; ни единой ни руки ни ноги от себя прочь не откинул. По згорении отца Филиппа, нападе на них великий страх, тогда яко и земли колебатися. и тогда начаша о таковом страхе дивитися вси. Богу нашему слава ныне и присно и во веки веком, аминь»[156].

Из духовных чад старца Филиппа некоторые жили за пределами скита. Опасаясь преследований, они, общим числом 49 человек, собрались в одной избе и сгорели утром 24 октября. В 1747 г. еще один последователь Филиппа старец Терентий вместе с 98 своими сторонниками также сгорел на глазах воинской команды. Следующим стал старец Матфей, который собрал вокруг себя десятки и погиб в пламени в 1750 г. Страшная волна гарей в середине XVIII в. прокатилась по всей Российской империи…

Здесь опять хочется напомнить о том, что причина массовых самосожжений среди староверов заключалась отнюдь не в их склонности к самоубийству или религиозном «фанатизме», а в той бесчеловечной политике, которую проводили правительство и господствующая церковь по отношению к лучшим сынам русского народа, по сути дела, не оставляя для них иного выхода. То же самое необходимо сказать и о филипповском согласии. В литературе существует несправедливое мнение о якобы особой склонности именно филипповцев к самосожжениям. Но, как уже было сказано выше, волна самосожжений прокатилась в середине XVIII в. по всей России и коснулась сторонников практически всех согласий, в то время как в дальнейшем случаев самосожжений среди филипповцев не наблюдалось. Наоборот, есть свидетельства о том, что когда в 1770-е гг. некий филипповский инок Иона стал проповедовать в Поморье «замаривати» себя и «сожигатися», он был осужден остальными филипповскими отцами.

По сути, филипповцы – это те же поморцы, которые считали себя продолжателями первоначальной выговской поморской традиции, преемственно восходящей к традиции соловецкой. Отсюда и их самоназвание – «християне старопоморского и соловецкого потомства». В основных вопросах филипповцы придерживались поморского и федосеевского учения, но старались выполнять их как можно строже, за что получили в народе прозвание «крепковеров», или «крепких христиан». Так, например, в отличие от поморцев, они не приняли тропарь за царя и строго соблюдали безбрачие; в отличие от федосеевцев, они воздерживались от общения не только с неверными, но и со «староженами», более последовательно соблюдали небрачие, не поклонялись богородичной иконе «Всем скорбящим радосте», утверждая, что она была явлена уже после патриарха Никона (остальные старообрядцы принимают этот иконописный образ). Еще одной особенностью филипповского согласия было то, что богослужения у них проходили строго по монастырскому уставу, то есть каждую службу суточного круга служили в положенное время. Если по уставу полагалось «всенощное бдение», то они действительно молились всю ночь, не объединяя несколько служб «для удобства» и не сокращая их. Канонические нормы филипповского согласия были изложены в книгах «Стостатейник» и «Христианское житие». Новые члены принимались от федосеевцев через шестинедельный пост, от брачных поморцев – через двенадцатинедельный, от прочих – перекрещивались.

Справедливости ради нужно отметить, что те новшества, против которых восстали филипповцы на Выге, стали вводиться далеко не во всех поморских общинах. Моление за царя, прежде всего, было принято на Выге и в крупных городских общинах, в то время как в деревнях, где контроль власти был ослаблен, наставники, как молились, так и продолжали молиться, не поминая в тропаре царя. Также и вопрос о браке не везде решался одинаково. Наряду с брачными поморцами всегда существовали и небрачные.

Со временем филипповское учение достаточно широко распространилось в деревнях северных губерний: в Верхнем Подвинье, в Сольвычегодском и Великоустюжском уездах, на Кокшеньге и Ваге, в Тотемском уезде и в других местах Вологодской губернии, на Верхней Волге – в Кимрах, Угличе, Ростове Великом, Рыбинске, Ярославле и окрестных селах, а также в Костромской губернии. В Угличе даже был создан филипповский монастырь, разоренный властями в середине XIX в. Одним из значительных центров филипповского согласия до наших дней остается село (впоследствии – город) Кимры Тверской губернии. Филипповцы стали появляться и в других, более отдаленных от Поморья районах России – в Среднем Поволжье, в Урене (Нижегородская губерния), в Нолинском и Глазовском уездах Вятской губернии, на Южной Вятке. Филипповские общины появились в крупных городах – Москве, Петербурге, Одессе, а также за границей – в Польше и Румынии.

В 1760-е гг. значительная часть московских поморцев последовала филипповскому учению, а в 1780-е гг. выходцы из Кимр основали в Москве главный духовный центр филипповцев – Братский двор, сопоставимый по своему значению для них с Преображенским и Рогожским кладбищами.

Братский двор находился в Дурном переулке (ныне Товарищеский), в глубине домовладения №6. В 1789 г. на средства тверского купца Т. И. Долина здесь была выстроена деревянная моленная во имя Успения Пресвятыя Богородицы, Преображения Господня, святителя Николы и преподобных Зосимы и Саватия, соловецких чудотворцев. В переулок выходили два каменных жилых флигеля с богадельней, которые сохранились в перестроенном виде до наших дней. В саду, во дворе, разместилась моленная, не отмечавшаяся на планах Москвы. При Братском дворе существовали иконописная и меднолитейная мастерские, устроенные первым наставником общины Алексеем Яковлевым (прозвание – Балчужный, настоящая фамилия – Смирнов; ум. в 1815 г.). Вторым наставником был Петр Иванов. Алексей Яковлев в качестве настоятеля Братского двора стремился к объединению всех филипповских общин, существовавших в то время в России, и к созданию в Москве единого духовного центра филипповского согласия. Он оставил после себя множество сочинений, посвященных как проблемам внутренней жизни филипповцев, так и их отношениям с другими старообрядческими согласиями, с официальной церковью и государством.

В конце XVIII в. московская филипповская община насчитывала до 300 человек. Во время пребывания Наполеона в Москве в 1812 г. Братский двор сгорел, так что после освобождения города от французов пришлось строить новую моленную, на этот раз каменную. Окрестные дома были скуплены купцами-филипповцами, и дворы этих домов образовывали своеобразный лабиринт, позволявший представителям согласия скрываться от полиции. После выхода Указа о веротерпимости в 1905 г. к углубленному в землю зданию моленной пристроили колокольню.

Молиться на Братский двор приезжали издалека и жили в богаделенных зданиях месяцами, причем приезжих кормили бесплатно. Приблизительно с 1885 г. настоятельницей Братского двора стала инокиня Парасковия, много потрудившаяся для сохранения этого духовного центра. Вплоть до 1917 г. Братский двор, как и большинство других старообрядческих храмов и монастырей, считался частной собственностью, переходившей от одного доверенного лица к другому. После смерти брата инокини Парасковии К. А. Беликова, который являлся номинальным владельцем Братского двора, все владение перешло к пяти наследникам. Матери Парасковии досталась лишь пятая часть. Из прочих наследников лишь один Ф. Н. Калмыков оказался вполне порядочным человеком. Остальное же наследство пришлось выкупать и отсуживать, на что ушло немало сил и средств. После смерти Парасковии Братский двор перешел в собственность инока Виталия, инокини Феклы и некоего Чибисова. Интересно, что поскольку при Братском дворе своего кладбища не было, филипповцы предпочитали хоронить покойников не на Преображенском кладбище, а на Рогожском.

Несколько позже московского Братского двора появились филипповская моленная на Болотной