Вечная полночь - Джерри Стал

Доказательством моего полного разрыва с реальностью служит убежденность, когда я подкатил к дверям барыш, что я сумею натянуть на лицо улыбку, отпустить пару шуточек, очаровать ее и нарыть себе пару граммов отравы. Вот как я одурел.

Представляя собой на тот момент не более чем дерганный, пропитанный мочой кусок мяса, новоявленный бомж и почти банкрот, я продолжал пребывать в уверенности, что способен гнуть свою линию. Сжимая в руке полураздавленный кекс, знак моих добрых намерений, со всей надеждой, какая есть на свете, я постучал в дверь. Ничего. Я постучал опять. Подождал. И еще постучал.

Наконец, услышав знакомый скрип отодвигаемого глазка — я обожал этот скрип, я бы на нем женился — я облегченно вздохнул. Прошла секунда, пока она возилась с верхним замком. Еще одна, пока отодвигала щеколду. Затем дверь приоткрылась. Она улыбнется. Пригласит меня войти. Угостит меня щепоткой задвинуться и подлечиться на месте. Мы мило поболтаем. Она…

— ГОСПОДИ, БОЖЕ МОЙ! В КАКУЮ ХУЙНЮ ТЫ ВЛЯПАЛСЯ?

— Матильда? — услышал я, как пропищал мой голос из иного измерения.

— В КАКУЮ ХУЙНЮ ТЫ ВЛЯПАЛСЯ?

— Я-тебе-кекс-принес, — отбарабанил я отрепетированную в моей дурной башке фразу.

— От тебя пиздец как воняет! — объявила завернутая в купальный халат фигура из теней. — Обосрался, что ли?

Она явно не намеревалась открывать дверь до конца.

— Я-тебе-кекс-…

— Господи! — Фигура исчезла и через несколько мгновений вернулась. «НА!» — произнес резкий глубокий голос. Под герой Матильда разговаривала как Орсон Уэллс. Одна недовольная махровая рука высунулась в ночь. «Держи… Вали, у меня народ».

— Матильда, я…

— С тобой хуйня происходит, Джерри.

— Матильда… — я даже не увидел ее лица.

— Джерри! — дверь почти закрылась, осталась узенькая щелочка. — Нечего приходить сюда и помирать, ладно? Эта фигня не прокатит. Извини.

Дверь захлопнулась у меня перед носом. На сей раз навсегда. Второй раз за сегодняшний день. Но мне плевать. Я был на все сто уверен, что с выданной мне порцией я поправлюсь. Я приду в норму.

Жизнь налаживалась.

Меня слишком колбасило, чтоб заходить куда-нибудь за водой, и я циркулировал зигзагами вверх-вниз по улицам Рисиды в поисках участка земли, где нет семейства, занятого жаркой барбекю, счастливых детишек, выписывающих великами восьмерки. Я нашел местечко под гигантской плавучей ивой в дальнем углу стоянки у Вона. Не сосчитаю, сколько раз по утрам, когда отоварившись у Матильды, я заходил в этот самый супермаркет купить набор ложек, пару зажигалок, ваты или ватных шариков и новую бутыль изопропилового спирта. Было бы дурным тоном пользовать технику Матильды. Но с другой стороны, разъезжать с этими делами тоже неохота. Специально, чтобы бдительные кассиры не сделали ненужных выводов, я разбавлял покупку раскраской или здоровой упаковкой подгузников; они думали, это для детишек, и все шло нормально. Таким способом я ощущал свою принадлежность к роду человеческому. Что, впрочем, отныне потеряло свою значимость.

Теперь я хотел одного — поправиться. Но воды наполнить ложку у меня не было, пришлось плевать. Процедура мерзкая, но ничего не оставалось. Наконец, минут пять потужившись и поплевав, я собрал жидкость в достаточном количестве для приготовления дозы. Я понимал, что надо постараться и растянуть на подольше подарок Матильды. Учитывая, что то была моя первая ночь в неизвестности, казалось оправданным зарядить порцию побольше. Разве я почти не слез? Разве я не достаточно намучился?

Сгорбившись на переднем сиденье, я изо всех сил старался держать ложку со слюной ровно. Слюна нехорошо пахнет при готовке. Но мне попался такой большой комок, что приходилось описывать пламенем круги. Наконец, жидкость закипела, и я отбросил зажигалку. Тупым концом машинки размешал наркотик в воде. Моля бога не дать мне облажаться и нагнуть ложку, я подлез под рубашку и нащупал на пупке клочок корпии. Действуя вслепую, я бросил фильтр в ложку, прицелился туда иглой и набрал полный баян.

Проделать всю бодягу по учебнику, то есть снять ремень, перетянуться и вмазаться, у меня возможности не было. Вместо этого, не вылезая из-под приборной доски, я задержал дыхание, сжал кулак, постарался перегнать весь воздух из организма в левую руку. Накачал ее. И, в конце концов, простучав иглой мышцу, как слепой прощупывает палкой бордюр, я нашел вену.

Не выпуская воздух, я надавил на тупой конец, и медленно-медленно выдвинул поршень обратно, нажал на него снова и выдохнул. Наконец-то моя вкусившая благодати душа мягко покинула вонючий шмат человечины, скрючившийся в своей японской машине, и устремилась вверх, воспарив над Долиной Сан-Фернандо, оставив далеко-далеко всех, кто не желал ее понять, оставив далеко внизу жуткое положение вещей, теперь составлявшее мою жизнь.

Следующие несколько дней, пока не подошел к концу мой запасец, прошли приблизительно так же. Торчал то в машине, то в сортирах на заправках. Или, если я хотел есть, в сортире «Ship’s», или Денни, Кэнтера и прочих голливудских, одинаково надежных, по-двадцатке-в-час, точках. Сегодня, если есть желающие, могу провести исчерпывающую экскурсию по толчкам Голливуда.

У меня были друзья или, по крайней мере, один-два приятеля. У них можно было нарыть кушетку, на чем полежать, крышку, куда заползти, и щедрую порцию сочувствия. Все эти три возможности я в конце концов и стал эксплуатировать. Но пока воздерживался. Только после того, как я провел ночь в двух кварталах от здания, где зарабатывал свои 5 ООО зеленых в неделю, по соседству с корпорацией «Стефен Джей Кэннел Inc», неподалеку от Юкки, на меня снизошло просветление. Одно из многих, но на тот момент первое.

В ходе поисков отравы в наркотической аптеке на открытом воздухе на Альварадо-стрит между Третьей и Девятой, я приобрел в переулке, как мне показалось, геру. Это оказалась не она. А вещество совершенно противоположное по побочным эффектам. Точнее, крэк.

То, что я принимал за чистый шприц, выяснилось, было трубкой; вместо баяна мне подсунули стеклянный член. Я раньше курил крэк, у Диты дома. Но никогда не брал его, специально или случайно. Никогда не пробовал его, не имея под рукой запас смягчающего по воздействию героина.

Когда я поджег и втянул в себя токсическое облако на съезде с автострады, меня не просто торкнуло, меня охватил ужас. Словно я пальцем ноги тронул стоящий в луже тостер — я зарядил столько, что у меня дым из ушей пошел. Не знаю, каким образом я умудрялся дышать, не говоря уж о том, чтобы сохранять ясность сознания и вести машину.

Когда я, наконец, прекратил двигаться, я выскочил из машины. Даже не заметил, что шарахнулся башкой об дверь. Постоял одну граничащую с сердечным приступом секунду, тормознулся у окна итальянского гастронома и попер, шатаясь в разные стороны, на сторону бульвара Голливуд. Немытый. В застарелых пятнах и невыспавшийся. Сотрясаясь в приступах пылающего внутреннего оргазма, заставлявшего меня одновременно возносить небу благодарность и умолять всех живущих не дать моему левому желудочку выпасть у меня из горла и шлепнуться на улицу под шины грузовика.