Сага о бедных Гольдманах - Елена Колина

Серебряная медаль дала Дине возможность без волнений поступить на отделение русского языка и литературы в педагогический, где она, осмотревшись, заняла привычное положение первой ученицы, старосты группы, любимицы преподавателей и так же, как в школе, подружилась со всеми и ни с кем.

Восемнадцатилетняя Дина, напоминавшая теперь подросшую, но все такую же унылую, как в детстве, мышь, знала про любовь очень много, практически все. Сейчас она внимательно наблюдала за всплеском любовных отношений Наума и Раи. Живя в одной комнате, трудно скрыть от взрослой любопытной девушки внезапно расцветшую страсть, тем более от девушки, которая жадно подслушивала, подглядывала и старалась додумать все, чего не удалось узнать. Много ночей, пока отец с женой любили друг друга, Дина пролежала без сна за своим шкафом и по звукам и шорохам научилась догадываться о том, что происходило в каждый конкретный момент. К тому же Рая не старалась о чем-то умолчать. «Ох, твой отец меня сегодня замучил! – позевывая, говорила она утром. – Надо же, прямо как молодой». Динкин взгляд скользил по круглым белым коленям, торчавшим из-под кружевной ночной рубашки, с трудом отрываясь от пышного Раиного тела, поднимался к излучавшим довольство глазам.

Рае было тридцать, и наступило ее время. Она так настойчиво смотрела, такими мягкими были ее движения, что почти каждый вечер Наум торжественно раскрывал большой портфель и извлекал оттуда обернутую в бумагу коробочку с флакончиком духов, статуэткой или изящной фарфоровой чашкой. Получив подарок, Рая одним движением распускала волосы, кокетливо посмеивалась и весь вечер, не стесняясь взрослой падчерицы, значительно касалась мужа рукой, призывно подмигивала Науму в сторону супружеской кровати и прижималась к нему пышной грудью, что было ей совсем нетрудно, и так, куда ни повернись, повсюду была Раина грудь...

Любовь, оказывается, напрямую связана с подарками. Это было Дине понятно и неудивительно. Ее изумляла лишь собственная глупость, ведь, находясь многие годы за своим шкафом, она глупейшим образом упустила время, которое могла бы потратить на изучение интимной жизни родителей, теперь оказавшейся перед ней как на ладони.

В институте мальчиков было не много, а из тех, что были, никто не обращал внимания на мелкую страшненькую отличницу. Дина страдала. Вспыхнувшая ли нежданным жаром родительская страсть разбудила Динино неспокойствие, просто ли пришло ее время, только возбужденная активной половой жизнью за шкафом девушка опять, как в детстве, маялась своей ненужностью. Теперь она ощущала свою невостребованность не только в семье. Окружающему миру она тоже оказалась неинтересна.

Девочки-сокурсницы взяли Дину с собой на вечер в военное училище. Дина лихорадочно шарила по теткиному шкафу, прикидывая на себя платья. Тайных платьев набралось уже пять.

– Оранжевое с бантом?

– Нет, оно, пожалуй, коротковато. – Лиля с сомнением посмотрела на торчащие из-под подола Динины кривоватые ноги.

– Тогда это, красненькое? – робко спросила Дина.

Возбуждение понемногу спадало, и она уже робко обдумывала, что, если она никуда не пойдет, никто на нее не обидится, скорее всего даже не заметит.

– Синее в складку! В нем ты очень даже ничего! – решительно отрезала Циля и вздохнула. Ей самой так хотелось пойти на танцы!

Стоя среди нарядных девочек в ярко освещенном зале, Дина буравила маленькими глазками каждого направляющегося к ним курсанта, изо всех сил стараясь взглядом подтянуть его к себе, и, незаметно отталкивая локтями соседок, пробивалась в первый ряд. Уже через час стояния у стенки блестящие глазки потухли, нос заострился, уголки губ плаксиво опустились, а еще через полчаса к выходу пробиралась не возбужденная надеждой, пусть и непривлекательная девушка, а отвергнутая всем человечеством Дина в синем в складку платье и злобновато-жалким выражением лица. Никто, ни один человек... Даже самый маленький веснушчатый мальчишка с некрасиво оттопыренными ушами, обойдя Дину, пригласил маленькую толстушку, как ни разворачивалась к нему Дина, будто невзначай заслоняя толстушку плечом...

Дина никогда не прогуливала, но на следующий день после позорного провала на вечере в военном училище у нее необычайно сильно разболелась голова, и дома она появилась раньше, чем обычно. Обрадовавшись, что Раи нет дома и ее не пристроят немедленно по хозяйству, она тихонечко улеглась в своем закутке и закрыла глаза. Вялая и разбитая, Дина проснулась на голос отца: «Принес тебе нижнюю юбку, померь!» Уловив в его дрожащем голосе знакомые нотки возбуждения, Дина полежала несколько секунд, сладко представляя себе, что сейчас будет происходить на диване в отделенной от ее кровати всего лишь тонкой портьерой той части комнаты, что именовалась гостиной, если она немедленно не объявит о своем присутствии. «Ой, как же мне теперь признаться, что я здесь, – вдруг сообразила она. – Я им опять помешаю, отец будет сердиться!» Она представила его бешеные от злобы глаза и Раин выразительный взгляд, перебегающий с нее на отца, резко уселась на кровати и приникла к прорези между стеной и неплотно прилегающей тканью. Уверенные, что они одни в запертой комнате, Наум и Рая были заняты в этот момент только друг другом.

Прежде Дина лишь слышала, как они любили друг друга, но никогда не видела, и в ужасе она замерла, не смея и уже не желая обнаружить свое присутствие. «Отец меня убьет!» – думала она в оцепенении, не сводя взгляда с отца и мачехи.

Наум долго целовал Раю, так долго, что Дина даже успела немного соскучиться и на секунду моргнула и отвернулась, а когда она опять приникла к щели, Рая уже полусидела на диване с собранным на талии платьем. Дина видела ее полные широко расставленные ноги в тонких чулках и пышное облако белых кружев, между которыми лежала голова стоящего на коленях полностью одетого Наума. На полу рядом с диваном темнел портфель. Через несколько минут отец поднялся с пола и, поправив пиджак и аккуратно отряхнув брюки, ласково произнес что-то неразборчивое, кажется, «Раенька, солнышко» или «Раенька, кисонька», но «Раенька» Дина услышала точно. Почти сразу же Дина увидела Раино спокойное лицо с открытыми глазами, мачеха невозмутимо поднесла палец ко рту и показала Дине глазами: «Убирайся!» Дина в панике откинулась на подушку и, закрыв глаза, увидела себя рождественской сироткой: выгнанная из дома, она бредет в завязанном крест-накрест платке с узелком по заснеженной улице...

– Наум, пойдем на кухню, что я тебе покажу! – позвала Рая и сделала падчерице знак: «Давай быстро!»

Услышав удаляющиеся шаги отца в коридоре, Дина вскочила с постели и, неслышно прикрыв за собой дверь, выскользнула из комнаты, а затем из квартиры. На лестнице она прислонилась к стене. Как красиво было то, что она увидела... Совсем не похоже на грубое слово, которое она многократно слышала во дворе. Это была настоящая любовь! «Всегда все достается другим», – подумала она и побрела по ступенькам вниз. Обратно на улицу.

Ближе к вечеру следующего дня, когда все еще были на работе, а Рая с Танечкой отправились на долгую прогулку в Александровский сад, нарядившаяся в Раину батистовую кружевную сорочку Дина рассматривала себя перед зеркалом. В сорочку Дина завернулась два раза, но это не бросалось в глаза, даже хорошо, что ее обожженный бок закрыт так надежно. Маленькая Дина в эвакуации обожглась о раскаленную печку, так след и остался. Она никогда не раздевалась на пляже, след хоть и небольшой, но некрасиво... К сожалению, розовые панталоны с оборками пришлось вернуть на место, они просто свалились с ее тощего тела на пол. «Он скажет мне: “Диночка, солнышко” или “Диночка, кисонька”», – мечтательно подумала Дина.