Во власти теней - Вера Эпингер

видеть первокурсников, которым не терпится приобщиться к судебным процессам, — излишне любезно обратился ко мне преподаватель, и это означало только одно: мне «капут», «звездец» и «полный капец».

— Любопытство, — пожала плечами, улыбаясь. Не говорить же ему, что Андрей практически умолял побыть его группой поддержки, а отказать я не смогла.

— Похвально-похвально. И каковы ваши впечатления, Кристина?

— Пока не могу сказать, анализирую увиденное и услышанное, — отозвалась в тон Градову. Общение с ним сказывалось на моём поведении: я стала куда зубастее и наглее, чем раньше.

— Пешком или на лифте? — поинтересовался у меня Андрей.

— Пешком, — что мы, с пятого этажа не спустимся?

— Всего доброго, Евгений Александрович, — захлопала глазами и направилась за Андреем на лестницу.

Сегодняшнее шоу обойдётся мне дорого, но оно того стоило.

— Ну что, как ты? — не могла не спросить.

— Отлично, — отозвался Шувалов. — Я к этому месяц готовился. Сейчас заеду за трудовой в офис и… буду свободен, как птица.

— Не жалеешь?

— У меня был выбор, и я его сделал. Отец для меня дороже карьеры у Градова. Поверь, Крис, я не пропаду.

— Я в тебе и не сомневалась, — улыбнулась и по-дружески толкнула его кулачком в плечо. В ответ Андрей со смешком взлохматил мне ладонью волосы.

— Тебя подвезти до дома?

— Нет, спасибо, я прогуляюсь, хотела ещё в пару магазинчиков заскочить.

— Ну смотри.

Попрощавшись с Шуваловым, бодро посеменила по тротуару вдоль проезжей части проспекта. Я не рассчитывала, что уйду незамеченной. Нет, я даже знала, что он последует за мной. Поэтому, заметив боковым зрением катящийся рядом со мной чёрный тонированный «Мерседес», дождалась, пока он остановится и села на переднее сидение.

— Позволь мне узнать, что это было? — Градов повернулся ко мне.

В ответ лишь пожала плечами. Что я могла ему ответить? Да и не хотела я обсуждать эту скользкую тему.

— Поехали к тебе, — перевела разговор в горизонтальную плоскость. Да, я практически перешла на «ты». Единственное оставалось неизменным. Обращаясь к Градову по имени, я называла его «Евгений Александрович», не иначе. Было в этом что-то… запретно-сладкое.

— Хочешь отвлечь меня? — усмехнулся он.

— Нет, я просто тебя хочу.

Кристина Беляева взрослела. И виной тому был сексапильный мужчина, сидящий за рулём. Иначе быть не могло — рядом с ним я невольно набиралась опыта, натачивала зубки и коготки, училась отстаивать свою точку зрения… за этот месяц я изменилась настолько, что даже мои девчонки диву давались. Алина, Анжелика, Вероника… я продолжала хранить от них секрет своей связи с Градовым, хоть и порой мне хотелось поделиться своими переживаниями.

С Градовым было сложно. Мне не хватало того, что я имела: встреч пару, а то и раз в неделю, прикосновений, поцелуев и близости. Я ревновала его к жене. И пусть он говорил, что уже давно не делит с ней постель, я ему не верила. Я же видела её — а спать в разных комнатах с такой женщиной глупо. Он же не импотент, в конце концов.

Я полюбила его. И куда сильнее, чем Давыдова. То были лишь подростковые, неумелые чувства, взросшие по наивной глупости. Сейчас всё было иначе и зижделось на обоюдной страсти, на благодарности за веру в меня, за предоставленную возможность стать кем-то большим.

О моих чувствах он не знал, хотя, наверное, и догадывался. Я молчала, каждый раз пересиливая себя, чтобы в момент наивысшего удовольствия не простонать заветное «Я люблю тебя». Пока получалось неплохо.

Что же касается работы, то… Градов не сдался: я больше не поднимала эту тему, но, как губка, впитывала всю информацию, которой он щедро делился. Когда он рассказывал о каких-то делах, не относящихся к адвокатской тайне, я внимательно слушала и мотала на ус. Запоминала имена, пароли и явки… Хотя по большей части, конечно, мы занимались иным, нежели обсуждением юридических проблем элиты нашего города.

Я бы предпочла загородный дом квартире, к которой я так и не привыкла, но выбирать не приходилось. Парковка. Лифт. Коридор. Душ. Всё было неуловимо быстрым. Градов спускал пар, лаская меня. Жёсткими толчками наказывал за своеволие, за то, что посмела продолжать общение с Шуваловым, за то, что знала о его измене коллегии.

И я принимала это наказание, раскаиваясь. Но искренне ли? Впрочем, мои стоны и мольбы, как никогда, свидетельствовали об этой самой искренности.

Градов редко бывал груб. Но сегодня он отпустил поводья, позволив своим чувствам и эмоциям вырваться наружу. Перестал сдерживать всё в себе, контролировать каждое прикосновение… и это заводило куда больше похотливых фразочек или озвучиваемых фантазий.

Ему было нужно выплеснуть эту убийственную энергию, которая ставила под сомнение его самообладание. А мне… мне же нужен был он, весь он, полностью и без остатка.

Я могла принять его любым. Жаль, что он этого не знал.

От горячего цунами, что пожирал моё тело, кружилась голова. В глазах темнело, и мир воспринимался ненастоящим, иллюзорным, игрушечным. В этом — ненастоящем — мире я могла говорить всё, что мне вздумается, могла делиться всем, чем хотела.

Он был близок к концу — движения стали резче, глубже, сильнее. Обнимая Градова за шею, я шептала какие-то пошлости — ему нравилось, когда я говорю, насколько сильно хочу его, как хочу, где хочу, сколько хочу. Я, как и он, пребывала на грани. От лавины удовольствия меня отделял один толчок, а быть может — и сотня. Кто поймёт, сколько нужно, чтобы оказаться на пике — эти величины всегда непонятны и изменчивы. Тебе кажется, что нужно нечто большее, чем прикосновение губ к чувствительному, напрягшемуся соску, чтобы поймать дзен, но вот он просто впивается ногтями в бедро и делает толчок — и всё, ты летишь куда-то вверх и вдруг ухаешь вниз, в бездонную пропасть.

Тело содрогается в кратчайше-сильном напряжении, вторя мужскому оргазму, и резко обмякает, расслабление накатывает волнами, постепенно сходя на нет, но в самом пике, когда сердце пропускает удар, ты стонешь:

— Я люблю тебя.

И только потом понимаешь, что наяву выдала тайну всей своей жизни. Мне даже не было страшно — самое страшное уже позади.

Градов тяжело выдохнул и расслабил руки, позволяя мне перекатиться из его объятий на влажную простынь. Встал и, не смущаясь наготы, прошёл на кухню. Я же, сжав губы в тонкую полоску, скользнула в душ — как никогда, хотелось отрезвить опьяневшие в чувственном экстазе тело и разум.

К тому моменту, как я вышла, Градов уже надел халат и устроился в гостиной на огромном кожаном диване. Пожалуй, во всей квартире это было его самое любимое