Кости земли - Майкл Суэнвик

– Не стойте, как истуканы! Натяните палатку, приготовьте койку для Далджит, уберите тела!.. Кто-нибудь пусть проверит, что из вещей пострадало. Господи ты боже мой, мне что – одной все делать? Я же разорвусь!

Студенты разбрелись выполнять распоряжения. Помогая Лейстеру остановить хлещущую из раны кровь, Гертруда испытала некоторое облегчение. Работа – вот что лучше всего поможет им прийти в себя. Работа поможет им выжить.

Раны Далджит оказались слишком тяжелыми, чтобы вылечить их в полевых условиях. Она умерла той же ночью.

Ее похоронили рядом с двумя другими, сведя церемонию до минимума. Могилы вырыли на большом расстоянии от лагеря, чтобы не приманивать хищников и не портить настроения.

Затем, дабы отвлечь членов экспедиции от грустных мыслей, Гертруда распорядилась построить из бревен небольшие хижины. Некоторое недовольство вызвал тот факт, что их с Лейстером домик получился больше, чем у остальных. Но к тому времени они были почти что семьей – то есть спали вместе с момента катастрофы – и, конечно, нуждались в просторном жилье.

Занять всех делом оказалось нетрудно: для того чтобы выжить, приходилось много работать. Сложнее было найти цель этой жизни для всех и для каждого. Большую часть оборудования уничтожило взрывом, тот план исследований, который они подготовили дома, пришлось отменить. По предложению Гертруды Лейстер соорудил на Лысом холме площадку для наблюдений за тираннозаврами. Наблюдения вели только они двое как самые квалифицированные. Иногда кому-нибудь из студентов дозволялось присоединиться к ним в награду за хорошую работу.

Джамал пришел туда однажды утром. Гертруда наблюдала за самыми мелкими детенышами из выводка тираннозавров, Борисом и Беллой, устроившими комичную потасовку. Они покусывали друг друга за морды, пока один из них не споткнулся, и динозаврики покатились по земле, пиная друг друга ногами, как котята.

– Как рыбалка? – спросила Гертруда, не опуская бинокля.

Смотреть на юных тираннозавров было сплошным удовольствием. Они оказались на редкость любопытны, их внимание привлекала любая мелочь: сверкающий камешек, незнакомая ящерица, сломанные наручные часы, свисающие с ветки именно там, где, по расчету Гертруды, детеныши бы их легко нашли. Любая новинка тут же становилась игрушкой. Зверьки с интересом рассматривали ее блестящими глазками, а потом норовили лягнуть, если находка лежала на земле, или стукнуть головой, если она находилась повыше. Рано или поздно они пытались ее съесть и теряли большую часть зубов в этих попытках.

Взрослые были совсем другими – спокойными, даже равнодушными, реагирующими на все новое с неудовольствием и подозрением. Их поведение и характер давно устоялись, они избегали всяческих экспериментов.

– Послушай, – начал Джамал. – Нам не очень нравится, как идут дела.

Гертруда опустила бинокль.

– Мы живы. Еды хватает. Что вам может не нравиться?

– Ты считаешь нормальным, что мы делаем всю грязную работу, а вы двое прогуливаетесь вокруг и занимаетесь исключительно наблюдениями?

– Вы всего-навсего выпускники. Чего же вы ожидали?

– Мы пашем как проклятые! Вам бы тоже не мешало к нам присоединиться.

Больше всего Гертруду взбесила несправедливость обвинений. Они с Лейстером работали едва ли не вдвое больше остальных. Но она сумела подавить гнев и ответила:

– Мы с Лейстером – единственные опытные исследователи!

– А на что они нужны, ваши исследования? Маячок не работает, мы никогда не вернемся домой. Кого мы осчастливим нашими открытиями?

– Мы – ученые. Если бросить наблюдения, то для чего мы здесь вообще?

– Боюсь, что не знаю, – мрачно ответил Джамал. Он повернулся и пошел прочь.

Ночью она пересказала Лейстеру разговор с Джамалом. Лейстер, бледный и вымотанный, задумался.

– Не знаю... Возможно, в его словах есть какой-то резон.

– Нет! Он просто амбициозный маленький самец, рвущийся к лидерству! Все, что ему нужно, это власть и двойная порция пищи. Примитивные, животные желания.

– Да, но, возможно, мы должны...

Гертруда закрыла ему рот поцелуем. Они занялись любовью. В эту ночь Лейстер был не на высоте и почти сразу же провалился в тяжелый, не приносящий отдыха сон. Но он на самом деле любил ее, она не могла ошибиться.

Неделю спустя Джамал демонстративно покинул лагерь, уведя с собой половину группы. Остались Лай-Цзу, Джиллиан и Патрик. Кати, Мэтью и Нильс ушли с Джамалом, забрав с собой столько съестных припасов, сколько смогли унести.

Раскол удвоил количество работы, возложенной на каждого. В обоих лагерях необходимо было готовить, мыть посуду. Изготавливать необходимые предметы тоже приходилось в двух экземплярах. Пришлось бросить начатое строительство коптильни, хотя это здорово бы сократило время, затрачиваемое на ежедневную охоту, дав возможность надолго сохранять добытое однажды мясо.

И конечно, они перестали наблюдать за тираннозаврами: в сложившихся обстоятельствах наука – слишком дорогое удовольствие.

Диссиденты не ушли далеко. Время от времени они появлялись, смущенные и злые, чтобы попросить инструменты, о которых, уходя, не подумали.

– Топоры останутся здесь, – заявила Гертруда, когда они пришли в первый раз. Ей казалось, что, чем хуже придется беглецам, тем скорее они приползут домой. – Это не частная собственность, они куплены специально для экспедиции на общественные деньги.

Однако Лейстер, не желая обострять ситуацию, перебил ее:

– Конечно, берите. И не только топор, а все, что нужно. Мы же с вами не враги, мы все в одной связке.

Он все еще хотел решить дело миром. Лейстер становился проблемой сам по себе. Он был слишком незлобив для этого мира.

Дела шли все хуже и хуже. Джиллиан ушла к Джамалу. Затем, через два месяца после раскола, погиб Нильс. Повстанцы отказались раскрыть обстоятельства смерти, Гертруда так никогда и не узнала, что случилось. Но на похороны собрались все.

Это была странная встреча. Две группы стояли на расстоянии друг от друга, стараясь не смешиваться. Когда Гертруде удалось отвести Кати в сторону, чтобы предложить ей вернуться, девушка ударилась в слезы.

– Джамалу это не понравится, – говорила она, мотая головой. – Ты не знаешь, какой он бывает, когда злится!

Во втором лагере явно процветал культ личности: власть захватил насаждающий покорность и страх харизматический лидер, чье слово – закон. Лейстер не слушал Гертруду, но она была уверена, что Джамал удерживает остальных против их воли, психологически подавляя.

Пять месяцев спустя они уже еле держались на ногах. Все страшно похудели, особенно плохо выглядел Лейстер. Он не шутил, не улыбался и иногда не разговаривал по нескольку дней. Гертруда просто не могла видеть его в таком состоянии.

Еще через месяц Патрика растерзала стая небольших тероподов, напавших на него, когда он пытался выкопать черепашьи яйца. Парень остался бы в живых, если бы имелась возможность снарядить кого-нибудь ему в пару с копьем и мешком камней для защиты.