Кино с клубничкой - Людмила Ситникова

– Всему своe время.

– Ну… – протянула Лина, – так нечестно… я оказала тебе услугу, а ты…

– Не обижайся, позже расскажу всю историю целиком, а пока мне самой многое еще непонятно.

– Ах, Ката, сдается мне, ты что-то темнишь…

К стиральной машине подбежала Эмма.

– А ну выходи отсюда, не мешай, я сейчас приду. Ката, поужинаешь с нами?

– Нет, пойду к себе.

– Сегодня к нам на ужин придeт Розалия.

– Да? Странно, она уверяла меня, что после шести вечера не принимает пищу.

– Оставайся.

– Теперь уж точно нет, я дома от неe устаю.

– Как хочешь.

В свой коттедж Копейкина зашла со жгучим желанием немедленно уединиться у себя в комнате и посвятить остаток вечера размышлениям о случившемся.

– Ката, к телефону! – крикнула Наталья. – Какая-то женщина звонит уже четвeртый раз.

Копейкина взяла трубку.

– Слушаю.

– Катарина?

– Да, говорите.

– Я звоню по очень важному делу.

– Кто вы?

– Неважно, нам с вами необходимо встретиться.

– Если вы не называете своего имени…

– Вас ещe интересует информация о семействе Игнатовых?

Ката поддалась вперeд и, заикаясь, повторила вопрос:

– Кто вы?

– Я человек, который хочет помочь, располагаю интересующими вас сведениями.

– Когда и где мы сможем увидеться?

– Завтра… приезжайте ко мне домой, я продиктую адрес…

– А сегодня? Я могу подъехать сегодня.

– Нет, лучше завтра.

– Говорите адрес.

– Только, пожалуйста, никакой милиции, в противном случае я ничего не скажу.

– Вы можете хотя бы назвать свое имя?

– Нет, это ни к чему. Жду вас завтра в двенадцать часов. Спокойной ночи.

– Подождите, не вешайте трубку! Алло… алло…

Но на том конце провода слышались короткие гудки.

Ночью начался дождь, постепенно переросший в настоящий ливень. Услышав, как по карнизу барабанят тяжeлые капли, Катарина открыла окно. В комнату влетела ночная прохлада, отчего Копейкина почувствовала себя легче. В последнее время ее часто мучила бессонница. Вероятней всего, она была вызвана событиями, связанными с расследованием, в которое Копейкина ввязалась. Как правило, часов в одиннадцать Ката начинала судорожно зевать, и казалось, как только голова коснется подушки, она мгновенно заснет, но в действительности всe происходило иначе. Сначала Ката не могла улечься на кровати. Ворочаясь с боку на бок и стараясь выкинуть из головы посторонние мысли, она чувствовала, как сон медленно уходит, уступая место коварной бессоннице.

Вот и сейчас… На спине лежать было неудобно, на боку жарко. Ката легла на живот и подложила руку под подушку. Поза вроде бы оказалась удачной, и Копейкина решила, что наконец сможет уснуть, но не тут-то было – через десять минут рука онемела, пришлось вновь ложиться на спину.

– Ну что ж я никак не устроюсь… – проворчала она, отпихивая от себя Парамаунта.

На часах два ночи, а сна ни в одном глазу. Постояв у открытого окна, Ката пришла к мысли, что хочет есть. Это еe не удивило – с детских лет она обожала принимать пищу ночью. И напрасно мать ругала дочь, говоря, что это неправильно, что есть нужно в строго отведeнное время, Ката была не в состоянии пересилить себя. Весь день она могла перебиваться бутербродами и чаем, а вот когда стрелки часов переваливали за полночь, желудок упорно начинал требовать банкета. Как правило, Катарина вставала, шла на кухню, открывала холодильник и… начинала свой пир. Борщ, который мама приготовила днeм и который тогда не пришелся девочке по вкусу, сейчас шeл за милую душу, котлеты, казавшиеся днeм твeрдыми, как подошва, одна за другой отправлялись в рот. После принятия серьeзной еды Ката баловала себя всякими вкусностями, коих в их доме всегда имелось в достатке. Пирожные, печенье, вафли, шоколадные конфеты – ночью всe было в несколько раз вкуснее и аппетитнее.

Сейчас Копейкина стояла у двери и думала: удастся ли ей тихо прошмыгнуть на кухню? Путь лежал мимо спальни свекрови, а Розалия, в этом Катка успела убедиться, даже во сне слышала малейший шорох. Если она застукает еe за поеданием эклеров, будьте уверены – скандала не избежать. Сама свекровь строго следовала правилу – не есть после семи вечера и требовала того же от всех членов семьи. Но, похоже, сегодня Розалия спит крепче обычного, она не выскочила из спальни даже тогда, когда Ката, проходя мимо, споткнулась и чуть не опрокинула кадку с лимоном.

«Пронесло», – подумала она, крадясь в кухню.

Включать свет Ката не решилась, поэтому, оказавшись в пищеблоке, на ощупь пошла к холодильнику. И вдруг за ее спиной послышался шелест фольги, потом шорох полиэтиленового пакета. Катарина вздрогнула и подскочила к выключателю. Вспыхнул свет.

– Кто здесь? – крикнула она… и замерла с открытым ртом.

За столом сидела Розалия. Вид у свекрови был виноватый, такой взгляд, каким она смотрела на Катарину, бывает у детей, когда их вдруг застают за каким-нибудь неблаговидным занятием. И это можно было объяснить – на столе перед старушкой живописно расположились плитка шоколада, два эклера, куриный окорочок и тарелка жареной картошки. Губы Розалии были измазаны шоколадом, в руках свекровь держала вилку.

С минуту женщины молча смотрели друг на друга, потом Розалия наконец смогла пробормотать:

– Ката, ты что здесь делаешь в такой поздний час?

Копейкина про себя усмехнулась. Что она собиралась делать, ей прекрасно известно, а с чего вдруг Розалия оказалась ночью на кухне, вот это вопрос. Вернее, даже не вопрос, так как ответ был очевиден. Почти ежедневно Катарина слышала, как из уст свекрови вылетают фразы о том, что картошку есть вредно, а шоколад и всевозможные кондитерские изделия это вообще смерть. Теперь же было довольно забавно обнаружить противницу кондитерских изделий в компании калорийных продуктов.

– Я хотела налить себе воды, – ответила Ката, беря кружку. – А вы, я смотрю, решили немного перекусить?

– Я… э… понимаешь, какая штука… мне…

– Да ладно, Розалия Станиславовна, не оправдывайтесь, у меня тоже привычка есть по ночам, в этом нет ничего зазорного.

– Я не ела! – ледяным тоном произнесла свекровь.

– Да? А что тогда вы здесь, интересно, делаете?

– Просто пришла попить, не одну тебя мучает жажда.

– А картошка, курица, экле…

– Хватит, не ори! Хочешь перебудить весь дом?

– Я говорю тихо.