Элен Берр. Дневник. 1942-1944 - Элен Берр

В послевоенные годы я жил за границей. Дневник Элен всегда был у меня с собой в двух видах: рукопись и один из тех машинописных экземпляров, которые сделали выжившие члены семьи. И перечитывал я чаще всего именно копию. Оригинал будил слишком много эмоций. Почерк, «рука» Элен создавали впечатление ее живого присутствия, словно и не прошло столько лет; я снова переживал жестокую, невозвратимую утрату, та самая бескровная ледяная рука словно тянулась ко мне, чтобы я вернул ей жизнь…

В 1956 г., вернувшись в Париж из Эквадора, где я жил долгое время, я на одном приеме встретил Лоранс, молодую разведенную женщину, наделенную и душевной, и телесной красотой. Мы полюбили друг друга и поженились. Несколько лет спустя я понял, что больше не могу утаивать от моей дорогой супруги самое трагическое событие моей молодости. Я дал ей рукопись. Она прочитала и сказала: «Как прекрасно, что тебя любила такая необыкновенная девушка». Эти простые слова означали, что она не хочет отгонять от нашего семейного очага тень моей юной подруги и эта тень не стоит между нами.

В 1989 г. Лоранс скончалась — ее погубил табак, — я стал чаще брать в руки дневник и все глубже вникать в него. Боль от страшного удара, полученного в 1945 г., не проходила, и хотя острота ее со временем притупилась, зато теперь я лучше понимал страдания Элен, видел, как ей было плохо, оттого что меня не было рядом. Я ощутил угрызения совести. Ледяная рука тянулась ко мне и о чем-то просила. Как и эти точно обращенные ко мне слова: «Единственный доступный нам неоспоримый опыт бессмертия души — это бессмертная память о мертвых среди живых».

Тогда мне пришло в голову выполнить этот долг и, объединившись с Элен, составить и опубликовать «Дневник на два голоса». Первым был бы голос Элен, такой как есть, а вторым — мой: я рассказал бы о переходе через Пиренеи с провожатым и компасом, о гостеприимстве генерала Франко, которое я испытал в памплонской тюрьме и концлагере Миранда. Мое участие в военных операциях в составе Свободных французских войск особого интереса не представляло. Тогда как в тюрьме и лагере я соприкоснулся со странным миром, где соседствовали безобразное и героическое. Трудность заключалась в том, что, во-первых, эти две части слишком отличались друг от друга этически и эстетически, а во-вторых, в том, что я в то время не делал никаких записей, поэтому по сравнению с дневником с точно отмеченными датами мое повествование было бы хронологически расплывчатым.

В один прекрасный день в ноябре 1992 г. я получил письмо от Мариэтты Жоб, племянницы Элен, — оно предлагало выход из тупика. Мы встретились у меня дома, и я почувствовал в ней призвание «проводника». Я был очень взволнован и очень рад сердечно поговорить о моей погибшей невесте. Горячо одобрил намерение Мариэтты опубликовать дневник и передал ей рукопись. Еще несколько лет она неустанно преодолевала препятствия — иные оказались совершенно неожиданными — на пути к публикации. Но затем дневник вышел в свет, имел, как известно, большой успех, и теперь я наконец спокоен: «ледяная рука» живет отныне в памяти людей и говорит мне:

Жан Моравецки, письмо Мариэтте Жоб, 1 мая 2008 г.

Элен Берр в саду загородного дома Берров в Обержанвиле. Лето 1942 г.

© Mémorial de la Shoah / Coll. Job

Элен Берр и Жан Моравецки. Обержанвиль, лето 1942 г.

© Mémorial de la Shoah / Coll. Job

Слева направо: Элен Берр, Антуанетта Берр, Дениза Берр, Жан Моравецки и Жаклин Жоб. Обержанвиль, лето 1942 г.

© Mémorial de la Shoah / Coll. Job

Элен Берр с подопечными детьми. 1943 г.

© Mémorial de la Shoah / Coll. Job