Хаос на пороге - Хью Хауи

Фара дает знак зажечь вторую спичку. На этот раз огонь горит чуть дольше, а когда кислород заканчивается, над песчаными дюнами и розовым гравием стелется дым. Фара протягивает руку за коробком.

Третий «дом» представляет собой пустыню, усеянную миниатюрными кактусами всех оттенков зеленого и голубого. Четвертый – тропический лес, насколько его удалось воссоздать в аквариуме: широкие листья, цветочные лепестки и река шириной в два дюйма. Четвертая спичка догорает до середины.

Пятую спичку Бет поджигает с третьего раза, беззвучно проклиная все на свете: неужели так мало кислорода? Но нет, все дело в ее негнущихся пальцах. Красная головка воспламеняется, и Бет пропихивает ее в пятый аквариум, с курганами из гравия, окруженными проволочной изгородью, и осыпанными у подножья разноцветными бумажками. В шестом «доме» Фара расположила миниатюрный городской квартал: высокие красно-белые дома в колониальном стиле, тротуары красного кирпича и ряды высоких деревьев. Шестая спичка горит долго, как четвертая.

Бет передает коробок Фаре.

– Спасибо, – говорит та.

В седьмом «доме» белые пологие ступени спускаются к темной зеркальной поверхности. Фара закрывает глаза. Снова соревнование – что продержится дольше: пламя или спичка?

[17]

Скотт Сиглер – известный романист автор серии романов «Инфицированные», «Ancestor», «Nocturnal», соучредитель «Empty Set Entertainment», где публикуется его серия «Galactic Football League». Стал широко известен благодаря сетевым публикациям текстов и подкастам. Верные поклонники, именующие себя Junkies, загрузили более восьми миллионов отдельных эпизодов его произведений и ежедневно общаются со Скоттом и друг с другом в сетях.

– У меня в башке сидит бешеный барсук, – пожаловался Тойво. Он поднял глаза над ведерком, в котором прятал лицо последние десять минут. – Вот право слово, барсук.

Джордж попытался не обращать на него внимания. Вместо этого еще раз посмотрел в свои карты, словно за последние несколько секунд они каким-то чудом могли измениться. Но нет – три короля, как и раньше.

Тогда он обвел взглядом стол. Глазки Джейко поблескивали, по крайней мере, насколько Джордж мог различить сквозь отражение лампочки в его огромных очках. Игрок он неплохой – один из лучших бухгалтеров в городке, Джейко просчитывал вероятности быстрее любого из них, – вот только свою карту малыш никогда толком не умел скрывать. Сейчас из левого уголка рта у него чуть высовывался кончик языка. Такое бывало, только если у Джейко на руках что-то приличное. Вопрос только в том, сильнее ли это приличное его трех королей.

«У тебя там две пары, засранец, вот что. Когда ты так дергаешь губой, это означает две пары».

Тойво издал протяжный стон.

– Ой, боженька, как мне плохо-то, а? И холодинища, опять кто-то дверь не закрыл.

Берни, сидевший слева от Джорджа, хлопнул картами по столу, да так, что пустые банки из-под «Пабста» задребезжали, и даже не вполне пустые сдвинулись с места.

– Да черти тя задери, Тойво! Или садись с нами, или вали спать, или просто хайло закрой. Люди в покер играть пытаются!

– Сурчина, – сообщил Тойво. – Бешеный. Чтоб мне с места не сойти.

Джордж, которому тоже надоело, что стоны Тойво мешают игре, устало вздохнул:

– Ты просто перепил. Я тебе сразу сказал, что сосиски в желудке пиво не впитывают, это сказки для девочек. А холодно, болван, потому, что сейчас ноябрь. Если замерз, пойди надень третий свитер.

– Взрослый мужик, – выдавил Тойво сквозь отрыжку, – может недопить, но не перепить.

Арнольд, сидевший от Джорджа по правую руку, расхохотался. Арнольд – когда Джордж был еще пацаном, он звал его «мистер Экола» – начал ездить сюда намного раньше любого из них; в свое время он делил этот охотничий домик со своими приятелями по школе. Теперь традицию унаследовал его сын Берни. Друзья Арнольда уже поумирали. Рак, сердце, просто возраст… да чуть ли не весь ассортимент костлявой. Джордж, и сам-то уже не первой молодости, с каждым днем все четче осознавал, что-то же самое ждет Джейко, Тойво, Берни и его самого. Наступит очередная зима, и последний из них будет чувствовать себя, как сейчас Арнольд.

– Похоже, Тойво, до взрослого-то те еще расти и расти, – заметил тот. – А теперь помолчи минутку, не мешай мне собрать деньги с этих наглецов. Что я, не разберу, когда мой сын блефует?

– Да пошел ты, батя, – откликнулся Берни.

Тойво закрыл лицо руками:

– Боженька, как хреново-то… Мне, кажись, в больничку надо.

Джордж опустил карты:

– Ну конечно, Тойво. Только грунтовку напрочь занесло, на пикапе тебе не проехать. Блин, да и трассу М-26 наверняка замело, так что бери-ка ты снегоход и дуй прямиком в Лейк-Линден. Часа за полтора как раз доедешь.

– Только одеться не забудь, – посоветовал Арнольд. – Снаружи минус двадцать или вроде того.

– Минус двадцать, как же, блин, – хмыкнул Джейко. – С таким ветром все равно что тридцать.

– Да там и без ветра все тридцать, – успокоил его Берни. – И снега на обочинах метра с полтора. Слушай, Тойво – если ты слетишь с тропы, застрянешь и замерзнешь, могу я забрать твой «винчестер»? Он мне всегда нравился.

Тойво ошеломленно переводил взгляд с одного на другого.

– Козлы вы все, – наконец сообщил он, сунул голову в ведро, и его снова стошнило.

Джордж решил, что его три короля стоят того, чтобы проверить Джейко. Узловатые старческие пальцы Арнольда держали карты совсем близко у лица, казалось, кустистые брови вот-вот коснутся выцветших рубашек. На охоте Арнольд надевал очки, только если они действительно брали в руки ружья, иными словами – почти никогда. Сейчас очки Арнольда – в оправе значительно тоньше, чем у Джейко – лежали сложенными рядом с его банкой «Пабста».

Все это – покер, охотники, пиво, домик, пронизывающий холод, Тойво, перебравший, как он это делал год за годом, – было частью старинной традиции. Если считать вместе с Арнольдом, они приезжали в этот домик на Верхнем Полуострове штата Мичиган – местные сокращают название Upper Pennunsula до U.P., «Ю-Пи», или даже просто Юп, – каждый ноябрь уже сорок с лишним лет подряд. Если кто-то из остальных не заезжал в Милуоки, что случалось не слишком часто, эти две недели были единственным временем в году, когда Джордж видел своих друзей детства и единственного человека, кто счел нужным научить его, что такое хорошо и что такое плохо. За эти годы традиция успела обрасти множеством ритуалов поменьше, от дешевого пива до коробок с патронами, которые так никто и не распечатывал, от жареных колбасок в первый вечер до уборки в последний день, за которой следовала прощальная попойка. И каждым они дорожили.