Каждый хочет любить... - Марк Леви

Выдвижной ящик он починил, и теперь он не издавал того странного звука, когда его открывали.

Он еще раз поблагодарил старого книготорговца за все, что тот для него сделал, и вернул ему единственный имевшийся в магазине экземпляр приключений Дживса.

Перед тем как покинуть это место, Матиас должен был задать последний вопрос: так кто же такой этот Попино?

Гловер улыбнулся и предложил Матиасу забрать два пакета, которые он приготовил для него и положил у входа. Матиас развернул подарочную упаковку, в которую они были обернуты. В первом оказалась эмалевая пластина, а во втором – замечательный зонтик с резной ручкой вишневого дерева. Куда бы вы ни шли и где бы вы ни жили, однажды вечером может пойти дождь, сказал Джон, раскланиваясь.

Едва Матиас вышел из книжного магазина, Джон просунул руку в ящик кассы и вернул пружинку ровно на то место, что и раньше.

Поезд въехал в здание вокзала; Матиас бегом промчался по перрону, обогнал длинную процессию пассажиров и вскочил в первое подъехавшее такси. От этого свидания зависит его жизнь, – прокричал он в окошко разгневанной очереди, осыпавшей его руганью; но такси уже двинулось по бульвару Мажента, где движение в тот день было на редкость спокойным.

Он ускорил шаги у начала пешеходной аллеи и наконец побежал бегом.

За большим застекленным проемом можно было разглядеть съемочную площадку, на которой уже шла подготовка к вечернему выпуску новостей. Дежурный у входа попросил назвать свое имя и имя того, к кому он пришел.

Охранник позвонил в режиссерское управление.

Она уехала на несколько дней, а внутренние правила запрещали сообщать, где именно она находится.

По крайней мере она во Франции? – дрожащим голосом осведомился Матиас. – Ничего не можем сказать… правила такие, повторил охранник; в любом случае, это даже в список командировок не вписано, добавил он, перелистывая толстую тетрадь; она вернется на той неделе, вот все, что он знал. – Может ли он по крайней мере передать ей, что приходил Матиас?

Какой-то техник проходил через входную рамку и навострил ухо, расслышав знакомое имя.

Да, его зовут именно Матиас, а что? Откуда он знает его имя?… – Он просто узнал его, Одри столько раз его описывала, так часто говорила о нем, ответил молодой человек. И приходилось все выслушивать, да еще утешать ее, когда она вернулась из Лондона. К черту правила, заявил Натан, увлекая его в сторонку; она была его другом; правила – штука хорошая, особенно если нужно их нарушить, когда того требуют обстоятельства… Если Матиас поторопится, то, возможно, застанет ее на Марсовом поле, в принципе, она собиралась снимать там.

Шины такси заскрипели, когда они свернули на набережную Вольтера.

С дороги вдоль берега открывалась потрясающая перспектива анфилады мостов; слева только что высветились синеватые стекла Большого дворца, перед ним сверкала Эйфелева башня. Париж действительно был самым прекрасным городом в мире, особенно если смотреть на него немного издалека.

Было уже больше восьми; после разворота у моста Альма такси наконец остановилось у тротуара.

Матиас поправил пиджак, проверил в зеркальце заднего вида, не слишком ли он растрепан. Пряча чаевые в карман, шофер заверил его, что выглядит он безукоризненно.

Она уже заканчивала свой репортаж и переговаривалась с коллегами. Когда она увидела его на площади, лицо ее застыло. Она бегом бросилась ему навстречу.

На нем был элегантный костюм; Одри глянула на руки Матиаса, они слегка дрожали; она заметила, что он забыл вставить запонки в манжеты.

– Я никогда не помню, куда их засунул, – пробормотал он, глядя на свои запястья.

– Я унесла с собой твою чашку, но запонки не трогала.

– Знаешь, у меня больше нет головокружений.

– Чего ты хочешь, Матиас? Он посмотрел ей прямо в глаза:

– Я вырос, дай мне второй шанс.

– Из этих вторых шансов редко получается что-то путное.

– Да, я знаю, но мы же спали вместе.

– Как же, помню.

– Ты по-прежнему уверена, что сможешь полюбить мою дочь, если она будет жить в Париже?

Она долго на него смотрела, потом взяла его руку и улыбнулась.

– Идем, – сказала она, – я хочу проверить одну вещь.

И Одри бегом потащила его на верхний ярус Эйфелевой башни.

Следующей весной одна роза завоевала большой приз на празднике в Челси. Имя ее было Ивонна. На кладбище в Олд Бромптон она уже цвела на ее могиле.

* * *

Много лет спустя молодой человек и его лучшая подруга встретились, как они это делали всегда, если выдавалась хоть малейшая возможность.

– Извини, мой поезд опоздал. Ты давно ждешь? – спросила Эмили, присаживаясь на скамейку.

– Только что пришел, я ездил встречать маму в аэропорт, она только что вернулась из командировки. Я уеду с ней на выходные, – ответил Луи. – Значит, Оксфорд? Как прошли твои экзамены?

– Папа будет доволен, я все-таки заняла одно из мест на пьедестале…

Сидя рядышком на скамейке у карусели в парке, они разглядывали мужчину в синем костюме, который только что устроился напротив них. Он положил большую сумку у ножки стула и повел свою дочку к карусельному кругу.

– Шесть месяцев, – изрек Луи.

– Три месяца, не больше! – возразила Эмили.

Она протянула руку, и Луи хлопнул по ее ладони:

– Спорим!

…а Матиас до сих пор не знает, кто такой Попино.