Плагиат - Вячеслав Пьецух

Что-то около года ушло у глуповцев на переписку с центром относительно заграничной командировки, месяца два на сборы, и ранней весной шестьдесят третьего года экспедиция таки отправилась за границу. Включая Илью Ильича всего делегировалось пятеро работников горсовета, и это непродуманное число впоследствии привело к политическому скандалу.

Поскольку о тамошней жизни глуповцы имели зыбкое представление, они экипировались, как говорится, на все случаи жизни: они запаслись провизией, памятуя о голодающем пролетарии зарубежья, прихватили резиновые сапоги и кое-что из теплой одежды, чтобы противостоять нападкам стихии, видимо, держащей все-таки нашу сторону, потому что она как заведенная обрушивала на Запад всевозможные катастрофы, канистру водки, чтобы глушить тоску по родине, а на предмет провокаций — два охотничьих ружья ижевского производства.

Ну, прибыли глуповцы за границу; прошлись по улицам, заглянули в магазины, побывали в трущобах, посетили луна-парк — и все это с таким величавым видом, точно перед ними не явь, а галлюцинация или как будто у себя дома они из луна-парков не вылезают, и все же, по чести говоря, наши глуповцы от изобилия товаров первой необходимости, блеска и половодья огней, дороговизны и проституток несколько ошалели. Вернулись они в гостиницу, расселись кто где, раскрыли по банке рыбных консервов, и потек между ними следующий разговор:

— Вот, сволочи, устроились! — сказал один горсоветский. — Не жизнь у них, а картинка… А дома, как подумаешь, куры под забором несутся, в дождь ни конному не проехать, ни пешему не пройти — я уже не говорю о нашей деревянной архитектуре…

— А регулярные кризисы перепроизводства? — возразил Беляев. — А неуверенность в завтрашнем дне? А социальные контрасты? А, наконец, цены на продукты питания? Ты видел, какаду кусок, сколько у них килограмм мяса стоит? — это же по-нашему за одну отбивную месяц работать нужно!

Другой горсоветский добавил к этому:

— Да еще какой-то мужик посреди тротуара на скрипке играл за деньги! Вы его приметили, товарищи, — ведь это же форменная нищета и унижение человеческого достоинства! Пускай у нас под заборами куры несутся, но чтобы побирушничать под видом музыканта — такого у нас при всем желании не увидишь.

— Но, честно говоря, — сказал третий горсоветский, — я не думал, что местный пролетариат добился такого благосостояния. Слушайте, ведь у них же одних штанов, наверное, сто разновидностей продается, это же не укладывается в голове!

— Лопух ты! — сказал четвертый горсоветский. — Они же нарочно нашили столько штанов, чтобы отвлечь трудящихся от борьбы за свои права! А вообще-то, товарищ Беляев, я предлагаю взять со всех нас подписку о неразглашении — на всякий пожарный случай…

— Это мысль, — согласился Илья Ильич. — Но все-таки давайте кончать базар. Мы сюда приехали не лалы разводить, а спасать родимое сельскохозяйственное производство. План работы будет такой: мы втроем, — тут Илья Ильич указал на тех горсоветских, которые только что наводили критику на западный образ жизни, — отправляемся на поиски хлебного дерева, а вы двое, — тут он указал на своих нестойких соотечественников, — сидите в гостинице, глядите в окошко и остерегаетесь провокаций.

— Это почему же такая несправедливость? — воскликнули эти двое.

— А потому, — слукавил Илья Ильич, — что если мы снова появимся на улице впятером, то люди подумают, что русские высадили десант. Так что сидите в гостинице, и чтобы палец на спусковом крючке, а то эта публика горазда на провокации!..

Итак, тройка, возглавляемая Беляевым, удалилась, а двое оставшихся стали глядеть в окошко, держа ружья на изготовку. Они прождали своих товарищей ровно четыре дня; первый день они еще держались, хотя глядеть в окошко им обрыдло, а даже не надоело, и все больше налегали на домашнюю колбасу, но на другой день нахлынула тоска по родине, и они принялись за спиртное. Пьют они водку, разливая ее из канистры в родные эмалированные кружки, изредка с ненавистью поглядывают в окно и ведут между собой глубоко национальные разговоры…

— Хлеб ихний есть, конечно, нельзя — это сплошная химия, а не хлеб.

— Что хлеб?! Ты посмотри, какие у них бесчувственные рожи! К исходу четвертых суток они допились уже до видений:

то им мнится, что горничная разбрызгивает в номере отравляющее вещество, то им чудится, что за стенкой переговариваются агенты; кончилось это тем, что к ним нечаянно ввалился тоже подвыпивший иностранец, который ошибся дверью, — они возьми и дай предупредительный залп со всех четырех стволов. Разумеется, немедленно прибыл наряд полиции, и приятелей доставили в тамошний капэзэ.

Самое любопытное, что в этой каталажке они повстречали пропавших своих товарищей, которые уже третьи сутки сидели тут за нарушение общественного спокойствия, с чего они, собственно, и пропали.

— Как, и вы тут, ребята! — в пять глоток вскричали глуповцы и бросились друг к другу в радостные объятия.

Когда стихли первые восторги, Илья Ильич поведал, как и за что их взяли.

— Значит, таскаемся мы по ихним магазинам, — рассказывал он, и в голосе его было классовое чувство, смешанное с тоской, — спрашиваем везде про хлебное дерево, а они про него, по-моему, даже и не слыхали. Я покуда молчу, тем более что во всем остальном у них полное изобилие, но потом я все-таки не сдержался; прямо встал я посреди ихнего магазина и говорю: «А еще называется общество потребления — элементарного хлебного дерева и то у вас нет!» Тут ко мне подлетает какая-то ненормальная продавщица, потому что она по-русски разговаривала, как Юрий Левитан, наверное эмигрантка. И говорит: «Вы нам, пожалуйста, не снижайте конкурентоспособность. Все у нас есть вплоть до противозачаточных средств. Это вы просто спросить толком не в состоянии». Я отвечаю: «Конечно, все у вас есть, как не быть, когда вы в хвост и гриву эксплуатируете пролетария и слыхом не слыхивали, что такое освободительная война. У нас из-за этой треклятой войны избы по сию пору соломой крыты, едрена корень, а вы тут как сыр в масле катаетесь и даже какие-то противозачаточные средства у вас в ходу! Вы же, — говорю, — гады, легли под Гитлера практически без борьбы, вы же тут все удавитесь за копейку — еще бы у вас существовал дефицит на товары первой необходимости!..» Словом, подпустил я им, стервецам, политико-массовой работы… Продавщица говорит: «А это уже коммунистическая пропаганда. У нас, конечно, свобода слова, но голос Кремля нам положительно режет уши». Я говорю: «Это еще не коммунистическая пропаганда, а разминка перед стартом. Вот сейчас пойдет коммунистическая пропаганда. Товарищи, — говорю, — долой частное предпринимательство и эксплуатацию масс средствами капитала! Мы у себя уже давно снизили этим гадам конкурентоспособность до практического нуля. А вы все резину тянете, даете потачку цивилизованным кровопийцам…» Однако они мне не дали договорить: налетели какие-то фашиствующие молодчики, потом полиция подоспела, и началось дело под Полтавой… Правда, я им тоже пару витрин порушил.

— А как тут вообще условия содержания? — спросил один из тех глуповцев, что были доставлены из отеля.