Приключения капитана Коркорана - Альфред Ассолан

— Боишься ты смерти?

— Кто? Я? Могу ли я бояться возвратиться в Лоно Брамы, отца всех тварей? Это значит очень плохо меня знать!

Бабер, улыбнувшись с гордым видом, выхватил нож из-за пояса Акажу и вонзил его себе в бедро. Кровь хлынула ручьем.

— Несчастный! Что ты делаешь? — крикнул Коркоран, вырвав у него из рук нож.

— Государь магараджа, это просто пустяки. Очень часто на ярмарке в Бенаресе я проделывал вещи и потруднее, чтобы меня считали за очень благочестивого человека и этим заработать несколько рупий. Так, например, там я всовывал себе в бок железный крюк. Посмотрите, у меня на теле более пятидесяти заживших ран и все они нанесены были добровольно, за исключением, быть может, шести.[10]

Рассказывая это, он спокойно останавливал кровь и завязал рану полотенцем, принесенным ему напуганным негром.

— Масса! — сказал Акажу. — Надо спустить на землю этого зверя. Я не хочу теперь взять его с собою на остров. Он съест Нини и Зозо.

— Ну хорошо, Бабер! Хочешь ли ты заработать сто тысяч рупий и отомстить англичанам?

Бабер при этом вопросе, улыбнувшись такой улыбкой, как улыбаются тигры, ответил:

— Государь, мне довольно мщения. Рупии будут излишни.

— Я тебе верю. Мне сдается, что ты любишь месть настолько же, как мой маленький Рама любит варенье. Но для большей верности я все-таки обещаю рупии. Вот в задаток кошелек, в котором имеется две тысячи рупий.

— Государь, это доверие меня радует и крайне для меня лестно, — ответил с видом достоинства Бабер, но я ничего не хочу получать от вас ранее, чем окажу вам услугу. С тех пор как мир существует и с тех пор как Вишну вышел из лотоса Брамы, а Шива из лотоса Вишну, никогда не появлялся на земле человек, превосходивший вас великодушием. Вы судите справедливо и склонны прощать. Да, я лгал, я крал, я убивал, я приносил гораздо более ложных клятв, чем нужно, чтобы небо поразило меня, но с этой минуты я весь ваш, весь принадлежу вам до самой смерти! Бабер никогда никому не повиновался, но теперь я клянусь вам в полнейшем повиновении!

— Почему он говорит с такой пламенной восторженностью? — спросил Кватерквем, не понимавший индусского языка.

— А потому, что он признал меня своим повелителем, — отвечал Коркоран по-французски. — Этот тигр почувствовал свою слабость по отношению ко мне и отныне будет мне предан, я в этом вполне уверен, так как хорошо изучил индусов.

— Будет предан в том же роде, как твоя Луизон? — возразил Кватерквем.

— Как тебе не стыдно сравнивать мою прелестную Луизон с таким зверем. Это прямо постыдно! Но вот мы и над английским лагерем. Я узнаю горку и реку, о которых мне говорил Акбар. Брось якорь, дорогой друг мой, в шестистах шагах от часовых, вот в этой пальмовой роще. — Вслед за тем, повернувшись к Баберу, Коркоран сказал: — Итак, ты желаешь предаться мне? Прекрасно! Я это принимаю!

Сказав это, магараджа протянул руку индусу, благоговейно ее поцеловавшему и безмолвно стоявшему, выжидая приказаний.

Почти весь холм был занят английским лагерем.

Восемнадцать тысяч европейцев составляли главную и основную силу этой армии. Шесть тысяч сейков и четыре тысячи гургатсов из Неля, солдат сильных, терпеливых и храбрых, страшных, когда ими командуют дельные и отважные предводители, занимали правую и левую сторону лагеря. Англичане занимали центр. Сипаев вовсе не было, так как на них нисколько не полагались.

Кроме солдат, в лагере находилось много торговцев разнообразнейшим товаром. Эти торговцы были сопровождаемы женами и детьми, и некоторые имели служителей. Бесчисленное множество повозок загромождало все проходы.

Хотя были еще очень далеко от неприятеля и хотя война не была еще объявлена, но генерал майор Барклай, слишком хорошо знавший Коркорана, счел полезным принять всевозможные меры предосторожности. Всей армией командовал старый наш знакомец ныне генерал майор Барклай, заслуживший это назначение замечательными подвигами. Никто после генерала Гавелока и сэра Колина Кэмбля не способствовал так много к поражению сипаев. Но надо сознаться, что никто так жестоко не обращался с побежденными. «Он их вешает насколько возможно быстро, — писал лорду Браддоку начальник его штаба, — и все деревья на пути его изобилуют гораздо более повешенными, чем плодами!» В сущности, это был храбрый человек и основательный джентльмен, твердо убежденный, что весь мир существует только для джентльменов, а что остальная часть рода человеческого создана только для того, чтобы чистить сапоги джентльменов.

Только что часы пробили полночь. Барклай, оставшись один в своей палатке и очень довольный собою, собирался лечь спать. Он только что написал на индусском языке и самым блестящим стилем, каким был в силах, красноречивое воззвание, предназначенное шестью днями позже быть широко распространенным среди всего мараттского народа. В этом воззвании он объявлял, что послан английским правительством избавить мараттов от ига злодея, именуемого Коркораном, овладевшего посредством кражи, обмана, убийства, государством Голькара. Написав это красноречивое послание, он старался уснуть, но ему помешали грезы: ему грезилась Палата Лордов и Вестминстерское аббатство. Чудные грезы!..

Все предосторожности были приняты. Под его предводительством находилась такая армия, какая никогда еще не действовала в Индостане. Коркоран, полагал генерал, при всей своей подозрительности и осторожности будет захвачен врасплох, так как наводнят войском его территорию без всякого объявления войны. А быть может даже, думалось генералу, так как он знал о замысле Дублефаса, хотя никакого участия в этом не принимал, Коркоран будет убит ранее, чем он, Барклай, перейдет границу, тогда какого же он может встретить противника?

Следовательно, победа не могла представляться сомнительной!

Следовательно, Барклай без труда вступит в Бхагавапур.

Следовательно, он одарит Англию еще одним царством, подобно Клайву, Гастингсу и Велеслею.

Следовательно, часть добычи, причисляющаяся на его долю, не могла быть оценена менее как три миллиона рупий.

Итак, с тремя миллионами рупий и репутацией победителя Бхагавапура он обязательно должен был получить место в Палате лордов и, по крайней мере, титул маркиза. Для большей обеспеченности получения этого титула он будет заблаговременно приобретен в Англии, в графстве Кент.

Как раз кстати, в пяти милях от Дувра, на берегу моря, находился совершенно новый замок, недавно выстроенный купцом из Сити, разорившимся именно в тот момент, когда уже намеревался удалиться на покой, под сень буков и дубов замка, названного им Oak-Castle.[11] Этот-то замок теперь продавался. Вокруг него было три тысячи гектаров леса, пашней и лугов.