Колыбель тяготения - Сима Кибальчич

Тим откинулся в кресле, вытянул ноги и подцепил за горлышко ледяную бутыль из корзины. Ничто не освежает лучше янтарного пива. Сегодня он целый день сидит то под кокпитом, то у Ларского, так что ноги от безделья затекли. Хотя здесь, под высоким, продуваемым ветром тентом, среди одурелого стрекота насекомых в траве, было уютно.

— Не особо люблю. Привычка с дежурств на станции. И возможность сбежать на пару часов от очень деятельной Лулу. Хочу передохнуть после госпиталя и не попасться под хвост летающей кометы. Наверное, ты голодный?

— Ну-у.

В желудке от печенья Ларского разве что песчинки остались, но это не повод отрывать Сэма от удочки. Тот дернул резко и воздухе завертелась какая-то радужная плотва. Тент над ними только чуть колыхнулся — высоченный зараза. Сэм ухватил добычу, снял с крючка нежно, будто занозу из детской ладошки вытащил, и бросил рыбешку в здоровенный аквариум справа от себя.

— И что ты с ними делаешь?

— Выпускаю потом, что еще… — вздохнул он. — Самых сочных копирую для синтезатора. Дать удочку?

— Не, пивом обойдусь.

— Вполне себе аперитивчик. Скоро на обед пойдем, Лулу обещала позвать. Просто в гости заехал или что-то не так?

— Нет, нет, все нормально. Как ни странно, все хорошо.

Сэм с сомнением хмыкнул и просканировал глазами сверху до низу. Перешел в режим контроля показаний пациента. Лицо сразу потеряло добродушную округлость, проступили строгие тени и складки.

— Даже ничего говорить не буду на твое «нормально». Человеческие симптомы теперь не для тебя.

— Ну спасибо, друг. Тебя послушать, я теперь уродец из пробирки.

Он пожал плечами:

— А то ты сам не знаешь. Человек — это определенный баланс, водный, электрический, химический, а в твоей системе сплошные помехи и отклонения, — он поджал губы и проворчал в знакомой манере: — сколько раз тебе говорил, чтобы держался от изоморфа подальше. Теперь гарантий никаких не даю, может, через десяток лет в кустарник превратишься.

— Ты же говорил, что все более-менее стабильно.

— Пока да, стабильно. Никакой динамики даже на электрическом уровне. Ты, как хорошо приготовленная консерва. Пока живи и наслаждайся.

И где добрый друг нахватался такой ядовитости? Ни с Ларским, ни с Алексом вроде хороводы не водил, а туда же.

— Консерва не живет, а я вполне себе, и самочувствие отличное.

— Значит, вполне себе живая консерва в отличном состоянии. Постоянно вози с собой медкапсулу и отправляй мне данные сканирования. И держись подальше от чудовища.

Легко сказать, но не просто сделать. Сэм нисколько не смягчился по отношению к Ирту Флаа и всему, что произошло. Хотя ожидаемо. Как только речь заходила о здоровье, он сразу превращался в твердолобого охранника из психбольницы. В античных реконструкциях показывали, как буйных упаковывали в смирительные рубашки. Штука всеми забытая, но, попадись такая, Сэм свяжет, причмокивая от удовлетворения. И не вырвешься.

Наркотическая зависимость Тима исчезла вместе с изменениями в его организме. Он мог держаться от изоморфа на отдалении. Но появилось нечто другое и более сильное. Невозможность порвать контакт. Как сообщение о входящем звонке, которое нельзя сбросить при всем желании. Потому как приходит оно не на интерком, а прямиком в солнечное сплетение. Присутствие Ирта чувствовалось на расстоянии, одновременно успокаивало и бесило. Противоречивые эмоции жутко утомляли. А последний фортель изоморфа и вовсе сводил с ума.

— Помнишь следователя Ларского? Того самого, что вызвал меня по делу Ирта? Его повысили, теперь возглавляет контрразведку. Занимается всем этим дерьмом, что творится между расами, входящими в Федерацию.

— Значит, что-то геройски раскрыл во время войны или кого-то разоблачил. Знаю я таких, будет теперь разжигать печь, чтобы приготовить очередного лопоухого идиота в жертву кровожадным инопланетникам.

Тим заржал, но Сэм даже не обернулся. Ворчал и нежно вытягивал крючок из очередной рыбьей морды. Ни Ларскому, ни Флаа никогда не исправить свою репутацию в глазах доктора Кэмпбелла, даже если наденут коротенькие юбочки и изобразят танец лебедей под елочкой. Все равно будут заклеймены беспринципными чудовищами. Может, они и есть такие, не зря же все слова не ведающего правды Сэма попадают точно в цель. Только в отношении самого Тима он неизменно слеп и доверчив.

О предложении Ларского из соображений секретности говорить нельзя. И слава богам, а то получил бы Тим громогласное проклятие и заточение в госпитале под надуманным предлогом. Наверное, это и есть дружба.

— Вот такие идиоты, как ты, Граув, сначала ржут, а потом оказываются втянуты в самые безумные аферы. А кончается все тем, что я шью, клею и выращиваю органы. Только ума прибавить не могу, так что вся эта работа коту под хвост.

Сэм отбросил удочку и тоже потянулся за пивом. Отхлебнул, рассматривая противоположенный берег небольшого озера, где мокли ветви раскидистых ив.

— Как он? — хрипло спросил Тим.

Сэм повернулся, пожал плечами, и коротко улыбнулся, показав на мгновение ямочки на щеках.

— Также. И это уже хорошо. Ты поэтому заехал?

— Хотел тебя увидеть, но и поэтому тоже, — кивнул он. — Знаешь, я всегда был уверен, что уж кто-то, но Алекс выкарабкается из любого дерьма. Он всегда залезал в него по уши. Гораздо глубже чем я, чтобы ты там обо мне не думал. Потом встряхивался и шагал дальше. А тут, я целехонький, а он…

— Должен выкарабкаться, он и его сестра. Мы все стараемся. Хотя последствия могут быть тяжелые.

Еще бы… Чем серьезнее повреждено тело, тем труднее восстановить, не только его, но и личность. Ткани отторгаются, будто душа не хочет жить.

— Я до сих пор не понимаю, как можно выжить, если от тебя остался кусок черепа и хвост.

— Это и для меня мистика, — покачал головой Сэм, следя взглядом за летящим в небе коршуном, помолчал, а потом посмотрел на Тима: — Понятно, что смерть — это структурная деградация, когда накрывается АТФ, а нет энергии — умирает клетка. Почему можно восстановить погибшего, когда сохранились лишь средний мозг, мозолистое тело и мозг внутри позвоночника — большой вопрос. Ой, не закатывай глаза, вижу для тебя это темный лес. Скажу просто. Память и личность живет в твоей голове, так? А если большей части ее не стало, разве можно вернуть личность?

— А она возвращается?

— Да, если захочет. Знаешь, как мы с коллегами говорим? В душе тоже отпечатана личность, и, пока есть контакт с аккумулятором, она держится рядом, принимает решения вместо мозга. Мы можем накачать энергию, отрастить конечности, но понравится ли душе наше творение?

— Получается вы не только врачи, но и шаманы какие-то. Призываете души.

— Не-е, призывать мы