Дети сумерек - Виталий Сертаков

— Послушай… — Гризли открыл окно. В сквере у парадной, где жила доктор Малкович, звенела непривычная тишина. Дежурные запирали на засов створки ворот. — Ты всерьёз считаешь, что это могла быть направленная генетическая диверсия?

— Помнишь лихорадку Эбола? А болезнь легионеров, когда почему-то погибли самые крепкие? А птичий грипп, поразивший преимущественно азиатов? А СПИД, если на то пошло?

— А что СПИД? Им ведь может заразиться каждый?

— Тогда почему им болеет треть населения Ботсваны и Замбии? Почему среди белого населения эпидемия почти остановлена, а африканцы продолжают умирать? Ты зря считаешь, что проблема упирается в деньги. Речь идёт об атаке на определённый генотип. Но проверить невозможно. Этим должна заниматься разведка, верно? Кто поручится, что ребята не создавали генетическую пушку с узким спектром действия? Задумали превосходно, а вышло — как всегда.

— Ты находишь это превосходной задумкой? — Гризли даже отодвинулся.

— Я учёный, а не сестра милосердия, — парировала Рокси. — Признаюсь тебе. Если бы такая лаборатория создавалась, я бы отдала почти всё, чтобы там работать. Представь — посыпать планету порошком, от которого избирательно вымрут только серые крысы.

— Похоже, порошок не удался?.. — Рокси вздохнула.

— Хорёк, ты, как всегда, жутко занудлив. Мы так и будем сидеть в машине?

— Хорошо, что ты живёшь невысоко, — пошутил Гризли, помогая выбраться Нине. Девушка очнулась, но лицо её сохраняло отрешённое выражение. Она куталась в плед и дрожала.

— Рокси, это Нина. Нина, это доктор Рокси Малкович.

— Добрый день, — Нина улыбнулась разбитым ртом и тут же ойкнула, схватившись за щеку. — Простите, мне не очень хорошо… Вы мне так нравитесь, честно. Мы с ребятами смотрели ваше выступление…

— Ничего не говори, — приказала Рокси. — Сама идти сможешь? Отлично. А теперь, посиди ещё минутку внутри, нам с Леонидом надо кое-что обсудить.

Она захлопнула дверцу и поманила бывшего мужа пальцем, как подманивает родитель проштрафившегося ребёнка.

— Давай начистоту, — Рокси прислонилась спиной к двери, вращая на пальце связку с ключами. — Она не настолько больна и разбита. Ты ведь мог оставить девочку где-нибудь? Почему ты её не отвёз домой, в конце концов?

— Она сказала, что вскроет себе вены, если я от везу её к матери.

За оградой сквера хлопнула дверь, раздались вопли, покатилось что-то тяжёлое. Затем послышались удары и стоны.

— Но ты ведь врёшь насчёт больницы? — Рокси сухо рассмеялась. — Хорёк, ты хитрить не умеешь совершенно. Тебя обдурит любой мальчишка!

— Ну, это… — Гризли покраснел. — Да, я очень хотел увидеть тебя. Что мне теперь делать, уйти?

— А как ты намерен поступить? — Рокси скрестила руки на груди. Кажется, её совсем не заботило, что в соседнем дворе затевалась драка.

— Я думал… уф-ф-ф, — он решительно выдохнул. — Я думал, что мы какое-то время могли бы побыть вместе. Я, ты и она. Сама видишь, какое время. Я бы заботился о вас.

— Заботился о нас? — переспросила Рокси. — Но ты три года требовал, чтобы заботились о тебе!

— Я был неправ, — сквозь чахлые кусты и чугунную оградку Гризли следил за соседним двориком. Там трое или четверо парней избивали кого-то ногами. Потом лежащий вскочил и побежал, хулиганы кинулись за ним. Оба караульных из подъезда Рокси не сделали ни шагу, чтобы помочь жертве. Они так и простояли, спрятавшись за деревьями.

— Я был неправ, — упрямо повторил Гризли. — Дай мне хотя бы временный шанс. Я боюсь за тебя.

— Чёрт, — Рокси закусила губу. — Сказать по правде, я за тебя тоже слегка переживала. Как только ты перестал звонить, места себе не находила.

— Ответь мне честно, — он взял её за подбородок, повернул к себе. — Ты жалеешь, что ушла?

Несколько секунд она глядела на него затуманенным взором, затем мягко высвободилась и поманила из машины Нину.

— Ты так уверен, что готов потянуть эту ответственность?.. Ладно, пойдём, бери её на руки.

На площадке второго этажа Рокси остановилась.

— Откровенность за откровенность, — Рокси со странным выражением лица повернула ключ в скважине. — Знакомьтесь — это Эмма и Жорж.

По ту сторону порога, держась за руки, замерли двое детей. Леонид сразу определил, что это родные брат и сестра. Эмма выглядела намного старше, лет двенадцати, кудрявая, темноволосая, с обожжённой шеей и левой щекой. В руках, стволом вниз, она держала дробовик. Рокси первым делом отняла у девочки оружие. Мальчику было не больше семи, тощий, стриженный почти наголо, с забинтованными руками. Гризли узнал на Эмме безрукавку Рокси. Жорж щеголял в её шерстяных гольфах.

— Вчера за парком подожгли церковь, прямо во время службы. Там погибли все… и их родители. Теперь мы одна семья. Ты же сам этого хотел, милый?

Очень нежно поцелую

Я любимое лицо.

Ты лежишь — такой прекрасный,

На руке твоей кольцо…

Спи, мой сладкий!

Труп твой люди

Обнаружат поутру,

А я ножик аккуратно

Чистой тряпочкой протру…

Детская песенка

Минутная стрелка на круглых часах, недавно установленных на перекрёстке, качнулась и замерла у цифры десять.

Алик Богач был трезв, как ласточка. Он мог посоревноваться в трезвости с фонарным столбом, охранявшим вход в общежитие. На столбе лохматились десятки объявлений, кричащих о куплях, продажах и обменах самых невероятных предметов коммунального быта. Среди этих ободранных разноцветных листочков тоскливым белым флагом болтался квадратик, повешенный самим Аликом ещё три дня назад. Никто не заинтересовался, никто не оторвал корешок с его телефонным номером.

Алик засыпал в рот пригоршню солёного попкорна. Жутко хотелось пива, аж пятки чесались, но он себе дал слово — ни капли. Сегодня ещё предстояло садиться за руль. Правда, он никак не мог вспомнить, зачем и куда он собирался ехать…

Алик задумчиво потёр лоб и опустил ногу, занесённую для следующего шага. Объявления! Он вспомнил. Нет, он и не забывал, просто немножко запутался. Как он ненавидел эти объявления, как ему хотелось раскидать все эти проклятые листочки по ветру, бросить всё и уехать, куда глаза глядят! В объявлениях толку было не больше, чем если бы он вышел на площадь у памятника Освободителям и начал бы предлагать прохожим свою превосходную комнату в рабочем общежитии.

Им никогда отсюда не выехать, никогда. И пора уже примириться со своей дерьмовой судьбой. Два года назад стало окончательно ясно, что их провели, как детей, на жилищных сертификатах. Компания, обещавшая четырехкомнатную на первом этаже, со специальным инвалидным пандусом и отдельным входом, испарилась, оставив после себя в офисе две табуретки и горшочек с засохшей геранью. Позже поймали двух длинноногих секретарш, но те так и не сумели помочь в поиске коммерческого директора. Несколько недель Алик ходил на работу, как сомнамбула, не веря ещё, что его кровные сбережения за десять лет в этот самый момент превращаются в особняк где-нибудь на Балеарских островах…