Новый путь - Кэрри Лонсдейл

– Но я видел Джой. И в ней нет ничего от Джуди. Если спросишь, то я скажу, что Джой просто невероятная, она вовсе не чопорная, старомодно одетая женщина, какой хочет казаться. Почему ты одеваешься как она? Какова настоящая причина этого путешествия?

Джой начало трясти. Слезы полились градом. Дилан протянул руку к ее плечу, но она отшатнулась.

– Я вижу, что ты считаешь себя в чем-то виноватой. – Дилан замечал раскаяние в глазах Джой, когда она видела или делала что-то, что, по ее мнению, могло доставить радость Джуди. – Что произошло с Джуди? Как она умерла? Что ты скрываешь?

Джой судорожно вздохнула. Теперь она уже рыдала, и Дилан жалел, что они покинули номер в мотеле. Ему хотелось обнять ее, дать выплакаться, выплеснуть ему на грудь боль и печали.

– Господи, Джой, что бы тебя ни тяготило, выпусти это наружу. Если держать в себе, то так и будешь чувствовать себя несчастной. – Ему вспомнились ее слова перед прыжком с моста: «Джуди заставила меня поклясться, что я никогда и никому не расскажу, что произошло». – Если это хоть как-то поможет, расскажи мне. Доверь мне свою тайну.

– Нет. – Джой ударила по тормозам, сворачивая на травянистую обочину. – Вылезай.

Дилан потрясенно уставился на нее.

– Что?

– Ты меня слышал. Вылезай.

– Джой…

– Прошу тебя. Просто уходи, – сквозь слезы прошептала она.

У Дилана участился пульс. Он не хотел бросать ее в таком состоянии, но открыл дверцу. Собрался было вылезти, но сразу же передумал. Как можно просить ее доверить ему секреты, когда он не поделился своими тайнами? Он снова повернулся к Джой.

– Знаешь, почему я отправился в эту поездку? У меня не было выбора.

– Ты говорил это вчера, – отрезала она.

– Для меня она является условием получения наследства. Джек разозлился, что я стал заниматься звукозаписью и ездить в турне, и вписал это путешествие в завещание. Я не получу ни дайма, пока не выступлю в каждой дыре, где он давал концерты по дороге из Чикаго в Лос-Анджелес. Там он должен был встретиться с моим дядей. Джеку тогда еще только стукнуло двадцать один, и у него не было ни доллара, потому что дед спустил все семейные деньги на азартные игры. Он пел, чтобы заработать деньги на бензин и добраться до Лос-Анджелеса, но в отличие от меня он любил выступать. Он расцветал на сцене и не терял надежды, что и я когда-нибудь ее полюблю. Похоже, они с дядей Келом вынашивали план, что если один из них отбросит коньки, то его заменю я, и «Уэстфилд Бразерз» будет записываться и дальше.

– Поэтому ты звонишь Рику, – сказала Джой.

– Да, я должен связываться с ним перед каждым концертом и после. Он требует, чтобы я подтверждал каждое выступление. И еще перезванивает управляющим баров, чтобы убедиться, что я не обманул. Я чувствую себя чертовски неловко.

– Но позавчера вечером ты забыл позвонить ему. Что теперь будет? – В ее голосе зазвучала тревога.

– Не знаю. Полагаю, придется вынести массу унижений.

Она нахмурилась.

– Та машина, на которой ты выехал… она принадлежала твоему отцу. Он отправился на ней в Лос-Анджелес.

– И он так и не продал ее. Представить себе не могу, зачем он ее берег. Эта куча хлама едва ползла. Он написал в завещании, что я должен ехать на той же машине и не имею права пользоваться мобильником. У Джека телефона не было, так почему он должен быть у меня? Я обязан предоставлять Рику счета за свой мобильник в качестве доказательства, что не пользуюсь им.

– Это нечестно.

У Дилана имелись более крепкие выражения, чтобы охарактеризовать условия, прописанные Джеком.

– Мне нужно это наследство, Джой. Я не жадный, но нам с Чейзом не хочется брать кредит или искать инвесторов.

– Вы хотите использовать эти деньги на развитие лейбла.

Он кивнул.

– У меня лучше получается делать звезд, чем самому быть звездой. На сцене я цепенею, сама знаешь. Возможно, теперь я получаю от выступлений немного больше удовольствия, чем в начале этой поездки, но этот страх живет во мне, сколько я себя помню. Он никуда не денется после нескольких маленьких концертов в захолустных барах. Но я все равно отправился в это путешествие и сделаю то, что требовал Джек. И ты мне помогла, ты ведь знаешь?

– Я?

– Ты. – Дилан рискнул коснуться ее волос и заправил за ухо выбившуюся прядь. Она не отшатнулась, и Дилан едва заметно улыбнулся. – В этом путешествии я бы натерпелся горя, если бы не дружба с тобой. Благодаря тебе я узнал, что сцены вовсе не обязательно бояться. Когда сужаешь поле зрения до одного человека и поешь для него, все меняется. Ты освобождаешься от посторонних мыслей и способен посмотреть в лицо собственным страхам. Ты мой единственный человек, Джой. Я всегда буду петь для тебя.

Дилан задержал взгляд на несколько долгих секунд. Его глаза скользили по ее лицу, запоминая малейшие черты. По щекам Джой пролегли две блестящие дорожки от слез. Она молча смотрела на него глазами оленя, застигнутого светом фар. Как бы Дилану хотелось, чтобы Джой доверилась ему и поделилась тем, что ее гнетет. Он очень надеялся, что это еще не конец их пути и у него будет, по крайней мере, три дня до аэропорта имени Кеннеди.

Тогда он попробует убедить Джой, что возникшему между ними чувству надо дать шанс. Но она продолжала сидеть неподвижно, замкнувшись в своих страхах.

Распахнув дверцу шире, Дилан принялся выбираться из автомобиля.

– Подожди! – Джой схватила его за руку. – Не уходи.

– Мне и не хочется, но, пока ты честно не разберешься в своих чувствах, я не уверен, что…

– Я убила свою сестру.

Джой

Личфилд, штат Иллинойс

«Я убила свою сестру».

Всего четыре слова, но каких. Они определяли ее поведение на протяжении восьми лет. Они сделали из нее то, что она есть сегодня. Убийцу.

Никогда раньше Джой не произносила эти слова вслух. Но со дня смерти Джуди она ежедневно твердила их про себя.

По самым разным случаям она неоднократно была близка к тому, чтобы признаться. Как в то утро после катастрофы, когда родители пришли навестить ее в больнице или когда в первые дни после выписки к ней наведывалась Тарин. Или позавчера за завтраком, когда она чуть не выложила Дилану всю историю.

Исполнение списка дел, которые Джуди наметила себе на шоссе 66, приносило облегчение. Она не так терзала себя за то, что натворила, и чувствовала, что становится ближе к сестре. Но и соблазн признаться все усиливался, а сопротивляться ему становилось невыносимо трудно. И чем старательнее она пыталась сохранить тайну, тем настойчивее правда рвалась наружу.

Дилан захлопнул дверцу, снова уселся в кресло, наклонился к ней. Джой выпустила его запястье, но он взял ее ладонь, сплетая пальцы.