Что знает ночь? - Дин Кунц

— Я все равно ничего не понимаю. Ты же не хочешь сказать, что Билли, Риз и Энди — одна компания, которая пыталась повторить преступления Блэквуда?

— Нет. Им нет нужды знать друг друга, если каждый из них имел тайного подельника, и подельник этот во всех случаях был один и тот же.

— Нет никаких доказательств того, что, кроме Билли, в доме Лукасов находился еще один преступник. И уж точно из окна с бедной девушкой, кроме Энди Тейна никто не выбросился.

— Если говорить о тех, кого мы можем видеть, то никто.

Лайонел откинулся на спинку стула. На его лице читалось раздражение.

— Кто ты, парень, и что ты сделал с моим напарником, который всегда говорил ясно и понятно?

Наблюдая за отражением кружащего в небе ястреба, Джон ответил:

— Я дважды ездил в психиатрическую больницу штата, чтобы повидаться с Билли Лукасом.

— Что ж, теперь Кен Шарп выпрыгнет из штанов.

— Он знает. Когда приехал первый раз, Билли назвал меня Джонни, хотя ему сообщили только мою фамилию.

— Не нужно быть Шерлоком, чтобы понять, как это могло произойти.

— В тот вечер он позвонил мне по номеру, которого нет в справочнике. И я ему этот номер не давал. Позвонил по телефону, которого у него быть не могло. Повторил слово в слово фразу, которую произнес Блэквуд перед тем, как я его убил. Я никому не передавал его слова. Так что эту фразу мог знать только Блэквуд.

Лайонел долго оставался таким же молчаливым, как белесое небо, белое солнце и кружащий в стекле ястреб.

— Я не расследую случаи из «Секретных материалов», да и ты тоже. Выходи из Сумеречной зоны… а?

Джон поднял голову, встретился с ним взглядом.

— Как ты объяснишь столь странное поведение Энди Тейна?

— Пока не знаю, но со временем объясню. Я нашел связь между Ризом Солсетто и Энди. Это и есть ответ. Мне просто надо с этим поработать.

— Какую связь? — изумился Джон.

— Солсетто продавал девочек, продавал наркотики, продавал спиртное, занимался рэкетом, воровал, подделывал документы. Назови преступление, и можно указывать на Солсетто пальцем. И еще он давал взятки. Список длинный, как член Кинг-Конга. Копы, городские чиновники. Я нашел целый гроссбух под вторым дном ящика прикроватной тумбочки. Он записывал каждую взятку — сумма, место, время, имя, фамилию, должность. В половине случаев, если деньги передавались на автостоянке, в парке или где-то на улице, кто-то из команды Солсетто фотографировал передачу конверта. Если бы ему когда-нибудь пришлось стать свидетелем обвинения, чтобы спасти собственную шкуру, он набрал столько компромата и на стольких людей, что прокурор не только гарантировал бы ему, что тюремного срока не будет, но еще и усыновил бы, назвав любимым сыном. Энди Тейн фигурирует в этом списке не единожды, как и его бывший напарник, Вин Васко. Я думаю, возможно, Бренда, сестра Солсетто, и ее муж имели какие-то дела с Тейном и Ризом.

— Они не могли иметь с ними никаких дел.

— Возможно, и могли. Возможно, они в чем-то участвовали с Тейном и Ризом, и все пошло не так. По-крупному. Риз потерял хладнокровие, что случалось с ним не раз. Энди Тейн видит, что его мир рушится, приходит к выводу, что месть — наилучший выход, что-то в этом роде.

Джон посмотрел на небо, ястреб улетел. Он видел только его отражение в столе. Задался вопросом, а был ли настоящий ястреб или отражение появилось само по себе.

— Я думаю, сейчас тебе эта версия кажется убедительной, но это не так. Улики совсем не такие, как ты их себе представляешь.

— По мне лучше тратить время на поиски улик, чем искать призрака, или о ком ты там говоришь.

— Если еще одну семью вырежут седьмого ноября, что мы тогда будем делать?

— Продолжать искать улики. Если твое объяснение правильное, что мы можем сделать?

— Возможно, ничего, — признал Джон.

Лайонел оглядел большой двор, задержал взгляд на кедре. Он выглядел усталым, даже вымотанным донельзя и преждевременно состарившимся. Сказывалась работа в отделе расследования убийств.

Наконец вновь посмотрел на Джона.

— Послушай эта чертовская ноша, которую ты таскал на себе все эти годы, убийство всей твоей семьи. Раньше ты с кем-нибудь делился?

— Никки знает. Всегда знала. Только Никки, Берчард и ты. Но я не пошел с Берчардом настолько далеко, чтобы предположить… что это вновь сам Блэквуд. Ты ему скажешь?

Лайонел покачал головой.

— Нет. Сколько ты еще побудешь в отпуске?

— Две недели.

— Может, тебе продлить отпуск, пока ты не разберешься со всем сам? Пока в голове у тебя не прояснится. Ты понимаешь, о чем я?

— Да. Может, попрошу еще тридцать дней.

Лайонел начал отодвигать стул от стола, потом пододвинул вновь, наклонился вперед, положил руки на толстое стекло.

— У меня такое ощущение, что я тебя подвел.

— Ты никогда не подводил. И теперь тоже.

— Не будет ли тебе проще сказать, что ты действительно думаешь, когда тебе в голову приходят эти мысли о призраке?

— Мне приходится глубоко вдохнуть и сглатывать слюну, — признал Джон.

— Видишь, проблема есть. Я помню все эти старые фильмы, они были старыми еще в моем детстве, в которых что-то стучит в ночи, возможно, и не сверхъестественное, но чернокожий всегда говорит: «Ноженьки, не подведите меня сейчас» — и бежит в какое-то безопасное место. Когда я видел такое, меня это ужасно раздражало.

— Меня тоже.

— Поэтому я только такой, каким могу быть.

— Передай своей маме, что она сделала потрясающую работу.

— Ты говоришь, учитывая, с чем ей пришлось работать?

Джон улыбнулся.

— Это просто чудо.

Когда они поднялись, подул ветерок. Опавшие листья заскользили по траве, шурша друг о друга, прибавляясь к тем грудам листьев, что уже лежали у беседки и забора, отделявшего двор от заросшей лесом лощины. Обычный ветерок.

После утренних уроков с детьми Николетта поднялась в студию на третьем этаже с намерением добиться значительного прогресса с картиной, изображающей Заха, Наоми и Минни. Она отлично выспалась — в эту ночь ей ничего не снилось — и чувствовала себя отдохнувшей и жизнерадостной. Однако вернувшись к незаконченному полотну, она ощутила ту же тревогу, что и прошлым вечером. Ей по-прежнему казалось, что это картина об утрате и отчаянии, хотя она намеревалась выразить в ней совсем другие чувства.

Николетта решила не прикасаться к картине несколько дней и вместо этого сделать предварительные композиционные наброски для следующей картины. Она перенесла вазу с розами смирения и термос подкрепляющего чая с высокого стола у мольберта на высокий стол у чертежной доски.