А порою очень грустны - Джеффри Евгенидис

— Хорошо.

— До свиданья, милая. — С этими словами Филлида направилась по взлетной полосе к трапу самолета и поднялась по ступенькам.

Когда Мадлен ехала обратно в Пилгрим-Лейк, на западе собирались облака. Солнце уже начинало садиться, свет его падал под таким углом, что дюны сделались желтовато-коричневыми. Кейп-Код был одним из немногих мест на Восточном побережье, где можно было наблюдать, как заходит солнце. Чайки камнем падали на поверхность воды, словно пытались вышибить свои крохотные мозги.

Вернувшись домой, Мадлен некоторое время полежала на кровати, уставившись в потолок. Зайдя в кухню, вскипятила воду для чая, но заваривать не стала, а вместо того съела половину шоколадки. Потом долго принимала душ и едва успела закончить, как услышала, что входит Леонард.

Завернувшись в полотенце, она выскочила к нему и обхватила руками его шею.

— Спасибо, — сказала она.

— За что?

— За то, что выдержал моих родственников. Ты так мило с ними общался.

Трудно было понять, то ли это футболка Леонарда была мокрой, то ли она сама. Она повернула свое лицо к его лицу, выпрашивая поцелуй. Ему, видимо, не хотелось, поэтому она встала на цыпочки и начала целовать его сама. Почувствовав на губах слабый металлический привкус, она проигнорировала его и двинулась дальше, запустив одну руку Леонарду под футболку. Полотенце упало на пол — она не возражала.

— Ладно, о’кей, — сказала Леонард. — Значит, это мне награда за хорошее поведение?

— Это тебе награда за хорошее поведение.

Он повел ее, как-то неловко, обратно в спальню, опустил на кровать, начал раздеваться. Мадлен молча лежала на спине и ждала. Когда Леонард вскарабкался на нее, она откликнулась, стала целовать его, гладить по спине. Протянула руку вниз и приложила к его пенису. Он впервые за несколько месяцев был на удивление твердым и от этого казался вдвое больше, чем помнилось Мадлен. Она и не сознавала, как ей его не хватало. Леонард встал на колени, его темные глаза обшаривали ее тело, ничего не упуская. Опираясь на одну руку, он взялся другой за свой член и стал кругами подбираться все ближе, вроде бы стараясь попасть внутрь, но не совсем. На одно мгновение Мадлен посетила безумная мысль: пускай. Ей не хотелось разрушать атмосферу. Она хотела забыться и рискнуть, чтобы показать ему, как сильно она его любит. Но когда Леонард толкнулся поглубже, она передумала и сказала: «Погоди».

Она торопилась изо всех сил. Перекинув ноги через край кровати, открыла ящик тумбочки и вынула свой футляр с колпачком. Вытащила кружочек, от которого пахло резиной. Тюбик со спермицидом был весь скомкан. В спешке Мадлен выдавила слишком много геля, и он капнул ей на бедро. Она развела колени, сжала приспособление так, чтобы получилась восьмерка, и стала пихать глубоко внутрь, пока не почувствовала, как оно раскрылось. Вытерев руку о простыню, она перекатилась обратно к Леонарду.

Когда он начал ее целовать, она снова почувствовала кислый металлический вкус, сильнее обычного. С упавшим сердцем она поняла, что ее возбуждение прошло. Но это было не важно. Важно было довести акт до конца. Не переставая думать об этом, она потянулась рукой вниз, чтобы помочь делу, но твердости там больше не ощутила. Словно не заметив этого, Мадлен опять принялась его целовать. Отчаявшись, она впилась в его губы, отдающие кислым, пытаясь выглядеть возбужденной и возбудить в свою очередь его. Но через полминуты Леонард отстранился. Он тяжело перекатился на бок, спиной к ней, и молча остался лежать.

Последовала длинная, холодная пауза. Мадлен впервые пожалела о том, что познакомилась с Леонардом. Он был неполноценен, а она — нет, и тут было ничего не поделать. Мадлен с минуту предавалась этим мыслям, в жестокости которых было нечто насыщенное и сладостное.

Но потом и они угасли, сменившись жалостью к Леонарду и чувством вины за собственный эгоизм. Протянув руку, она погладила его спину. Теперь он плакал, и она попыталась его утешить, произнося нужные слова, целуя его лицо, говоря, что любит его, любит, все будет хорошо, она его так любит.

Она свернулась, прижавшись к нему, и оба затихли.

А после они, видимо, заснули, потому что, когда она снова открыла глаза, в комнате было темно. Она встала и оделась. Накинув жакет, вышла из дома на берег.

Было всего лишь начало одиннадцатого. В столовой и баре по-прежнему ярко горели огни. Прямо перед нею месяц освещал обрывки облаков, которые быстро перемещались над темным заливом. Ветер был сильный, задувал Мадлен в лицо, словно заинтересовавшись ею лично. Он прилетел сюда, в такую даль, через весь континент, с персональным сообщением для нее.

Она постаралась вспомнить то, что говорила врач в больнице Провиденса в тот единственный раз, когда им довелось побеседовать. На то, чтобы подобрать подходящую дозировку, часто уходит некоторое время, так она говорила. Побочные эффекты обычно бывают хуже всего поначалу. Поскольку в прошлом литий действовал на Леонарда хорошо, не было никаких причин полагать, что в будущем это изменится. Дело было лишь в том, чтобы подобрать новую дозировку. Многие из страдающих маниакальной депрессией жили долго и добивались успехов.

Она надеялась, что все это правда. Когда Леонард был рядом, у Мадлен возникало чувство собственной исключительности. Казалось, будто до встречи с ним кровь у нее в жилах текла сероватая, а теперь стала насыщенной кислородом, красной.

Она каменела при мысли о том, что может превратиться в человека, живущего вполсилы, каким была прежде.

Так она и стояла, не сводя глаз с черных волн, и тут до ее слуха донесся какой-то звук. Кто-то быстро приближался к ней по песку с мягким топотом. Мадлен обернулась; на нее выскочило что-то темное, стелющееся по земле. Через секунду она узнала королевского пуделя Дианы Макгрегор, который пронесся мимо. Пасть собаки была разинута, язык высунут, удлиненное и нацеленное тело напоминало стрелу.

Спустя несколько секунд появилась и сама Макгрегор.

— Ваша собака меня напугала, — сказала Мадлен. — По звуку совсем как лошадь.

— Да, знакомое ощущение, — ответила Макгрегор.

Она была одета в тот же плащ, что и две недели назад на пресс-конференции. Седые волосы вяло болтались по обе стороны от ее морщинистого умного лица.

— Куда она побежала? — спросила Макгрегор.

Мадлен показала:

— Вон туда.

Макгрегор сощурилась, вглядываясь в темноту.

Они стояли рядом на берегу, не чувствуя необходимости говорить что-то еще.

Наконец Мадлен прервала молчание:

— Когда вы едете в Швецию?

— Что? А, в декабре. — Макгрегор не проявила особого энтузиазма. — Не понимаю, зачем шведам всех приглашать в Швецию в декабре. Вы понимаете зачем?

— Летом было бы лучше.

— Там почти не будет дневного света! Наверное, поэтому они эти премии и затеяли. Чтобы шведам было чем заняться зимой.