Сноха - Виктория Волкова

— А ты? — спрашиваю ошалело.

— Буду у тебя простым доктором трудиться, — усмехается она. — А потом выкуплю обратно… Долго Олег здесь не удержится. Его выбьют…

— Ты так хорошо его знаешь?

— Росли вместе…

— А остальное имущество?

— Запишу на дочек. К ним не сунется.

— Ну, и клинику под шум волны им оставь.

— Нет, — мотает идеальной башкой Ленка. — Не хочу. У меня зятья хорошие, но опасаюсь.

— Я думаю, — усмехаюсь я, — продавать ничего не придется. Лучше организовать слияние. Такой мощный медицинский центр, оказывающий любые услуги населению. Сеть лабораторий по всему городу, филиалы в области. Когда ты одна, тебя можно сбить на скаку шашкой, а когда несколько собственников — это становится проблемой.

— Это идея, — восхищенно глядит на меня Ленка. — Только нужен опытный управленец. Мы сами такую бандуру на себе не потащим. Надорвемся…

— А он у нас есть, — киваю я на Алексина. — Тебе, бро, тоже на дверь укажут…

— Ты все-таки гений, Косогоров, — довольно хмыкает Илька. — Отличный план. А бабки? Потребуются вливания…

— Выкупим часть Ленкиной доли. Так, чтобы у каждого из участников образовалась треть в уставном капитале. И тогда твой Олежка к нам не подступится, Элен…

— Вадика главврачом назначим, — тут же предлагает Илька. — А Ваське отдадим на откуп всю хирургию…

— Желательно, гнойную, — усмехаюсь я и под шашлычок и водочку рассказываю друзьям о своих догадках.

— Уволим его, — отрезает Елена. — Предавший раз…

— Пусть убирается вон, — кивает Илька и интересуется азартно. — Когда начинаем, ребятишки?

— Месяц у нас по-любому есть. Новый губер едет, а мы готовимся. Лена продает мне свою долю, Илья увольняется с почестями и похвальной грамотой. А я, наконец, женюсь на любимой женщине.

— А свадьба? — вопят восхищенно женщины. — Мы хотим погулять…

— Не знаю, — вздыхаю я тяжело. — Если простит, то я не стану медлить. В тот же день в ЗАГС отволоку.

Ольга

Картины, обнаруженные на чердаке, не дают мне покоя. Дурное дело не хитрое. В ближайшей лавке, торгующей кистями, подрамниками и красками, я покупаю растворитель. И как только мой сын засыпает, бегу наверх. Перенести даже одну картину вниз невозможно. Слишком тяжело. К тому же на чердаке, который Юэнн громко назвал мансардой, нет электричества. Не провели. Наверное, посчитали, что и парочки небольших окон достаточно, чтобы наведываться сюда, когда светит солнце. А по ночам по чердакам ходят лишь сумасшедшие и приведения. Днем Роберт от меня не отходит ни на шаг. А вместе с ним я не рискую подниматься сюда и заниматься собственным маленьким расследованием. Он еще ребенок и может рассказать кому-нибудь о моих изысканиях. Тому же Юэнну. А в этой истории, свалившейся снежным комом на мою голову, я не доверяю никому. Поэтому прихожу на чердак поздней ночью и шаг за шагом аккуратно отмываю от папиной мазни маленький фрагмент в самом углу около рамы. Мои усилия не проходят даром. Пласт за пластом смывается белый аляповатый снег, и даже при свете фонарика видно, как проступают совершенно другие краски. Более темные и благородные.

Все-таки я не ошиблась! Фак! Фак! Фак!

Попадись мне на глаза Кирилл, я бы ему закатала в пятак. Такая злость меня разрывает на части!

Тихо спускаюсь вниз и, тщательно отмыв руки, ложусь рядом с сыном. Бимка сонно приподнимает голову, а Берта дрыхнет без задних ног.

Сон не идет. А голова пухнет от вопросов. Как картины оказались именно в этом доме? Почему их не передали заказчику? Не ради спортивного интереса их сперли из музея! И почему Тереза завещала все имущество мне, а не своему любимому Кириллу? И самое главное, что теперь делать?

Подскочив с кровати, выхожу в гостиную, открываю ноутбук. Снова листаю статьи о той давней музейной краже. Внимательно разглядываю правый нижний угол каждой украденной картины. Это как в «Угадай мелодию» — я узнаю эту песню с одной ноты. А мне по малюсенькому фрагменту нужно определить целое произведение искусства. Шишкин, Куинджи, Суриков и Коровин. Малоизвестные работы маститых классиков.

Днем еще рассмотрю, конечно, отмытый уголок, но мне кажется, это все-таки Шишкин.

Снимать полностью верхний слой с картин я боюсь. Тревожно за себя, за сына. Там на чердаке хранятся великие ценности. И если об этом кто-то прознает, запросто грохнет меня и Роберта. Во что я влипла на этот раз и по чьей вине?

Тереза! Гореть ей в аду синим пламенем!

Поехать в посольство и там посоветоваться? Или нанять адвоката?

«Молчи, молчи! — кричит чуйка. — Когда на кону такие бабки, предать может любой!»

Честно говоря, мне хочется с помпой обнаружить эти картины и сразу передать их обратно в музей. Но зная англосаксов, этот вариант тоже из области фантастики. Вон, целый Британский музей набит ценностями, собранными со всего мира. Все, что попало в Соединенное Королевство, обратно не возвращается. Даже Розеттский камень.

«Молчи пока, — твердит мне чуйка. — Забудь на время! А лучше замажь уголок и развесь это убожество по стенам. А что такое? Папа рисовал! Единственная память!»

Чувствую, как только от одной мысли меня передергивает.

«Пусть валяются на чердаке, — думаю я. — Со временем любая проблема разрешится! Может, приедет Вадим и все разрулит?»

Сгинаюсь в три погибели от смеха. Меня реально трусит истерика.

«Еще одна бессонная ночь обеспечена», — тяжело вздыхаю я и, справившись с накатившим отчаянием, выхожу в кухню. Пью воду прямо из графина. Пытаюсь выровнять дыхание и кое-как успокоиться. Гоню прочь мысли о Вадиме. За тот месяц, что я здесь, он ни разу не позвонил мне. Даже малейшего беспокойства не выразил. Тяжело осознавать, что была для любимого мужчины лишь трофеем. Поймал птичку в клетку и рад. Вылетела, ну, что поделать?

Вадим выбрал сына и сейчас, наверное, во все лопатки старается закрыть уголовное дело. И попади ему в руки такие улики, он сочтет разумным избавиться от них. А этого никак нельзя допустить. Похищенное должно вернуться в музей, а вору придется выбирать. Объявить себя живым и сесть лет на десять, или до конца жизни косить под Гену Селищева. Картины, найденные в моем доме, слишком весомое доказательство вины Кирилла. И если все провернуть грамотно, то Гена никогда не протянет руки ко мне и к моему сыну. Будет обходить десятой дорогой. И поделом…

Вернувшись в постель, я с умилением смотрю на сына. Тихонечко целую его в макушку и еле слышно шепчу.

«Роберт, солнышко, я не дам тебя в обиду…»

Пробую уснуть и в наступившей тишине явственно слышу хрип Берты. Бимка тут же оказывается рядом. Запрыгивает на меня, на тоненьких лапках бежит к лицу. Облизывает щеки. Верный заботливый малыш! Но и без него я уже чувствую, что случилась беда.